Сергей Болотников - Стуки-ДАО

И вот, вновь стоя здесь, где-то полгода спустя после окончательного и бесповоротного получения среднего образования я вдруг услышал слабый молящий голос, который игривый утренний ветерок донес до меня со стройки. Голос был смутно знаком, и я, сам не зная зачем (очень редкий случай) отправился на зов.

Утренний осенний денек был прекрасен - синее-синее небо, тихо умирающая по канонам японской красоты природа. Желтые листья и бодрящий холодок.

Стройка так и осталась замороженной - унылые бетонные плиты, ребра арматуры на фоне неба. Моржой висел на краю второго этажа, судорожно вцепившись поцарапанной рукой в обгрызенный временем край и моляще смотрел в небеса. Две пустые пивные бутылки и дымящийся бычок отмечали место его последней стоянки. Две параллельные царапины на бетоне и раскиданный в стороны сор давал ясное представление о случившемся. Видимо пивший пиво Моржой пытался облегчиться с высоты второго этажа, но не рассчитал возможностей собственной вестибикулярной системы и, получив легкое vertigo, сверзился вниз. Каким то чудом он успел ухватиться за край плиты и теперь нелепо болтался на высоте десяти метров над грудой битого кирпича и бетонного лома. Когда я подошел, Моржой отвел взгляд от небес и устремил его на меня.

- Эй, слышь! - сипло крикнул он, - помоги, а?!

Я стоял и смотрел на него. Потом произнес:

- Привет, Моржой...

Он пялился бессмысленным непонимающим взором - глаза как стекляшки. Рот раскрылся, оскалился, так что стали видны зубы - желтые и подгнивающие. Секунду спустя Моржой меня узнал:

- Колян! Это ты, Колян, да, ты? Да помоги же! Я навернусь счас... Дай руку, Коль...

- Чмо...

- Что? Что?!

- Ты забыл добавить "чмо", - сказал я и посмотрел ему в глаза.

Моржой глядел на меня. И надежда, вспыхнувшая было при моем появлении, стала исчезать у него из глаз - а еще говорят, что эта тварь гибнет последней. Моржой меня узнал, а теперь вот вспомнил все остальное. Понял, кто стоит перед ним.

Глаза его выпучились, широко отрытые и блестящие, но теперь там был только страх и какая-то животная мольба. И тут я, глядя на повисшего над бездной недруга, вспомнил, где уже видел подобный взгляд. Ну конечно, именно так смотрел на меня Лешка в ту зимнюю ночь, когда мы бежали прочь от Моржоевой банды. Все возвращается, нужно лишь уметь ждать, и смотреть.

"Руку!" - молил без слов Моржой, по милости которого я лишился своего последнего друга, - "дай же руку!!".

Он не говорил не слова. Он бы туп, но понимал, что попался, что вслух молить бессмысленно. И поэтому он только смотрел - со страхом и какой-то тоской. А я смотрел на него и тут заметил, как осеннее небо красиво отражается у него в глазах. В кой то веки, в первый и последний раз за свою недолгую и бессмысленную жизнь Моржой доставил мне эстетическое удовольствие.

Я не подал руки тогда, зимой, не подал ее и сейчас. Просто стоял и смотрел на него, а потом он сорвался и разбился каменный мусор внизу. Может быть, он умер сразу, а может быть, еще некоторое время мучился - не важно, в конечном итоге мне было совершенно все равно.

Вот вам закономерный итог. Моржой был моим врагом. Он испортил мне жизнь. Но когда я ненавидел его, я не мог его одолеть. Когда же я исключил его из своей жизни, судьба предоставила мне шанс. Так зачем бороться? Зачем проливать кровь?

Зачем все эти страсти, эта лютая ненависть, которую возводят в смысл жизни?

Достаточно просто отринуть это от себя, исключить из своего кругозора, отбросить! Просто закрыть глаза и вот оно - ты победитель! Не идти напролом, быть гибким - закаленная сталь сломается под нажимом, а резина согнется и вновь распрямится. Так кому нужен стальной стержень в характере? Таких людей можно сломать. А если у тебя нет стержня - так значит и сломать тебя нельзя! И прогибаясь под очередном стальным катком, что в изобилии преподносит нам жизнь, всегда надо помнить - в конечном итоге останешься только ты. Вот моя методика - в конце концов мы ломаем раковину, но обнаруживаем, что слизняк внутри сделан из резины и давно ничего не чувствует.

А победить врага можно и так - просто в нужный момент не подать руку помощи.

Бесхитростная взрослая жизнь внесла свои коррективы - для существования в обществе необходимо выполнять ряд простых правил - иначе тебе не видать достатка. Я уже не мог измениться, да и не нужно это было. Так или иначе, я больше уже никогда не был жертвой. Мне никто не нужен, это да, но окружающие этого не знают - я теперь ношу маски - доброго товарища, надежного подчиненного, разделяющего взгляды соратника по убеждениям. Это оказалось очень просто, и жаль, что я не додумался до этого в школе. Может быть, тогда жизнь сложилась по-другому. Хотя с другой стороны не пройдя свой путь до конца, я бы вряд ли стал бы ими пользоваться.