Теодор Старджон - Больше чем люди

Он запнулся, озадаченно огляделся, увидел сплетенную из проводов трубу на ручке кресла и схватил ее.

- Вот, - торжествующе сказал он. - Это часть.., часть.., о, черт побери!

Она подождала, пока он не успокоится настолько, чтобы услышать ее. И тогда спросила:

- Вот видишь?

- Что вижу? - жалобно, разбито спросил он.

- Если ты пойдешь туда завтра, то окажешься в ситуации, которую не понимаешь, по причинам, которых не помнишь, будешь искать то, что тебе самому неизвестно. Но ты прав, Гип, - призналась она, - ты можешь это сделать.

- Если я это сделаю, все вернется.

Она покачала головой. Он хрипло сказал:

- Ты все знаешь, правда?

- Да, Гип.

- Ну, мне все равно. Я сделаю это. Она глубоко вздохнула.

- Тебя убьют.

- Что?

- Если пойдешь туда, тебя убьют, - отчетливо сказала она. - О, Гип, разве я до сих пор не оказывалась права? Разве ты уже не вернулся намного? На самом деле вернулся, и все, что вспомнил, от тебя не ускользает?

Он с болью ответил:

- Ты говоришь, что я могу пойти туда завтра и узнать то, что ищу... Ищу? И говоришь, что меня убьют, если я это сделаю. Чего ты хочешь от меня? Что пытаешься заставить меня сделать?

- Просто продолжай, - попросила она. - Продолжай делать, что делаешь.

- Зачем? - рассердился он. - Уходить назад, все дальше и дальше от того, что мне нужно? Что хорошего...

- Прекрати! - резко сказала она. И, к своему собственному изумлению, он замолчал. - Через минуту начнешь кусаться, - мягко и с веселой ноткой сказала она. - Это не поможет.

Он пытался не подчиниться ее мягкости, но она оказалась непреодолимой. Попытался отбросить, но она уже коснулась его. И он сказал спокойней:

- Ты хочешь сказать, что я не должен искать.., полоумного и.., все остальное?

- О, - ответила она, - и это "о" прозвучало очень многозначительно. - О, нет. Гип, ты узнаешь все, правда, узнаешь. Но сначала ты должен понять, что ищешь и почему.

- И сколько времени на это уйдет? Она трезво покачала головой.

- Не знаю.

- Я не могу ждать. Завтра... - Он ткнул пальцем в окно. Тьма рассеивалась, скоро восход. - Сегодня, видишь? Сегодня я пойду туда.., я должен. Ты ведь понимаешь, как долго я... - Голос его стих. Гип повернулся к девушке. - Ты говоришь, меня убьют. Я предпочитаю быть убитым, но найти. Ради этого я жил.

Она трагично взглянула на него.

- Гип...

- Нет! - рявкнул он. - Ты меня не отговоришь! Она начала говорить, замолчала, склонила голову. Опустилась, спрятала лицо на постели.

Он в ярости расхаживал взад и вперед по комнате, потом остановился над ней. Лицо его смягчилось.

- Джейни, - сказал он, - помоги мне... Она лежала неподвижно. Он знал, что она его слышит. И сказал:

- Если это опасно.., если кто-то собирается убить меня.., скажи, кто именно. По крайней мере дай мне знать, что искать.

Она повернулась лицом к стене, чтобы он мог ее слышать, но не видел лица. Напряженным голосом ответила:

- Я не сказала, что тебя кто-то хочет убить. Я сказала, что ты будешь убит.

Он долго стоял над ней. Потом проворчал:

- Ну, ладно. Буду убит. Спасибо за все, Джейни. Тебе лучше остаться дома.

Она слабо, медленно, как в бреду, встала. Повернулась к нему с таким горестным выражением, что сердце его дрогнуло. Но он упрямо сжал зубы, посмотрел на дверь, повернул к ней голову.

Она пошла, не оглядываясь, с трудом переставляя ноги. Он не мог этого вынести. Но позволил ей уйти.

***

Простыня слегка смята. Гип медленно прошел по комнате и посмотрел на постель. Протянул руку, потом упал на кровать и зарылся лицом. Простыня еще сохранила тепло ее тела, и на короткое, почти неуловимое мгновение он ощутил нечто, связанное со смешанным дыханием, с двумя зачарованными душами, сливающимися воедино. Но это ощущение тут же исчезло, вообще все исчезло, и он лежал в истощении.

Давай, начинай болеть. Свернись в клубок и умри.

- Хорошо, - прошептал он.

Можно и умереть. Какая разница? Умереть или быть убитым, кому какое дело?

Джейни не все равно.

Он закрыл глаза и увидел ее рот. Он думал, что это рот Джейни, но подбородок слишком заостренный. Рот сказал:

"Просто ложись и умирай, вот и все", - и улыбнулся. От улыбки заблестели стекла толстых очков; это значит, что он видит все лицо. И тут он ощутил боль, такую сильную и неожиданную, что повернул голову и застонал. Рука.., его рука порезана. Он посмотрел на нее, увидел шрамы, от которых исходила внезапная боль.

- Томпсон, я должен убить Томпсона.

Кто такой Томпсон, кто такой Бромфилд, кто такой полоумный в пещере.., пещера, где пещера, в которой дети.., дети.., нет, детей там нет..., нет детей.., там только одежда, вот что! Одежда, старая, изорванная, лохмотья; но так он...