Павел Комарницкий: Всего один шаг

— Спасибо, что просветил, — Аина вновь отхлёбывает молоко. — Я до последнего надеялась, что ты вызвал нас, чтобы угостить молоком. Подробности, Уэф, причём все и в хронологическом порядке.

— Ну что ж… — вздыхает Уэф. — Я не хотел портить вам аппетит, коллеги, но ты сама напросилась. Смотрите!

Вспыхивает в воздухе большой виртуальный дисплей-экран…

Цветные размытые пятна танцуют свой танец, исполненный скрытого смысла — красные, зелёные… разные… Я уже привык к вам, ребята… Я знаю, знаю, что вы пытаетесь сказать мне что-то очень важное, но я всё ещё изрядный балбес, и до меня доходит туго…

Я просыпаюсь разом, как будто выныриваю из сна. Светится пепельным светом потолок, не гуляют в толще пушистого ковра, на котором я сплю без всяких подушек-одеял, цветные огоньки — включён ночной режим. Всё тихо в старом ските.

Я сажусь по-турецки, упираю локти в колени и подпираю руками голову, сцепив пальцы в замок. Для человека такая поза не слишком удобна, кстати, а вот ангелам ничего. Думать удобно, ага…

Перед моим мысленным взором снова и снова прокучиваются кадры, показанные Уэфом. Вот, значит, как тут развивались события, пока я там смотрел кино и «рос над собой». Похоже, зелёным понадобился ещё один «пояс зла», причём на сей раз от Атлантики до Японии. И они уже нашли, куда удобнее бросать зажжённые спички. Кавказ… Ладно… Это мы ещё поглядим!

Я встаю на ноги, иду к люку. Люк послушно исчезает. Давно, ох, как же давно это было!

…Люк дрогнул и бесшумно исчез, как и не было. Неяркий голубовато-белый свет изливался из отверстия, размытые блики загуляли по двору.

«Туда…» — уже еле слышный шёпот Ирочки. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять — она умирает…

Я очнулся, глядя на три громадины витализаторов, неподвижно и без всякой опоры висящие в воздухе. Вот в этот… да, точно, в этот мы с Ильёй положили Ирочку. Точнее, тогда ещё не Ирочку, тогда мне неизвестно было даже её истинное имя — Иолла…

А память уже прокручивает следующий сюжет.

… Я стою столбом возле сооружения, похожего на громадный саркофаг. Я не уйду отсюда без неё, даже не думайте. И никакие приказы — ни папы Уэфа, ни самого Создателя Вселенной — для меня недействительны.

«Она жива?»

«Она БУДЕТ ЖИВА. Ты успел»…

Я глажу крышку аппарата, способного оживлять даже мёртвых. Не всех и не всегда, правда. Но ты дважды справился, и мне по идее надо бы встать перед тобой на колени…

И снова выныривает из памяти…

…Сосредоточенное лицо мамы Маши смотрит на меня через край ванны.

«Всё, Победивший бурю. Теперь уже всё»

Победивший бурю — кто бы это мог быть… Ха, это что же, я?

Змеевидные отростки, удерживающие меня, исчезают, и я сажусь, придерживаясь за край ванны витализатора.

«Где моя Летящая под дождём?»…

Выходит, я должен тебе трижды, умный аппарат, с лёгкой руки моего соотечественника названный когда-то столь звучным именем? Да, выходит, трижды…

Я оглядываюсь. Вон тут я спал, с молчаливого разрешения папы Уэфа, пока моя Ирочка… да, тоже спала. Как бабочка в куколке, точнее не скажешь.

Сколько всего связано с этим…

Вся моя теперешняя жизнь связана с этим. А то, что было в прошлой — нет, уже позапрошлой жизни, вспоминается теперь как сон.

В памяти всплывает вчерашнее: «Разве ты сейчас ДОМА?».

Да. Да, папа Уэф. Вчера ещё я не мог ответить. А вот сейчас, пожалуй, могу. Да. Да, я ЗДЕСЬ ДОМА. И там дома, и тут. Вот так вот.

Что-то меняется в мире. Я вслушиваюсь и быстрым шагом покидаю зал витализаторов, пересекаю холл и выскакиваю на крыльцо, едва не натыкаясь на Уэфа.

— Ты чего не спишь, Рома? — луны на небе нет, в темноте у папы Уэфа можно различить лишь тепловые пятна глаз и прочие размытые детали. В отличие от меня он одет в термокостюм.

— Не спится. А ты?

Но папа Уэф не отвечает, и правильно делает. Потому что я уже вижу.

Вспыхивает рассеянный мягкий свет, струящийся ниоткуда и странным образом не забивающий даже сияния звёзд, но в то же время достаточно яркий, чтобы видеть почти как днём. Широкой пологой спиралью, медленно и со вкусом, планирует к нам мама Маша. Я догадываюсь, что кокон выпустил её невысоко, во всяком случае, не выше купола общего маскирующего поля — иначе она не стала бы лететь вот так, не включив индивидуальную невидимость. Но такое ощущение, что спускается мама Маша прямо со звёзд.

— Ап! — она с шумом тормозит крыльями, хлопает ими. — О, какой гость!

Папа Уэф молча шагает с крыльца, обхватывает жену руками, обнимает под крыльями. Тут я замечаю — на ней боевой скафандр, сверкающий разными штучками, как мундир орденами. Только шлема недостаёт. Или мама Маша успела его снять в коконе?