Питер Уоттс - Водоворот

— ...то наш...

Пришлось выкрутить на максимум фильтры в шлемофоне, рев бури слегка утих.

— Повторите.

— Кое-что нашел! Двумерная схема с низким разрешением, но там, похоже, ничего нет, кроме рабочего соединительного туннеля под потолком и коллектора под полом.

— В них можно как-то попасть? — Даже со всеми фильтрами Лабин едва слышал собственный голос.

У его собеседника такой проблемы не было.

— Не из главного зала. Там хозяйственный блок под следующим зданием.

— А если она залезет в канализацию?

— Тогда, скорее всего, попадет в водоочистную установку в Бернеме.

Так, Бернем они оцепили, но...

— Что значит «скорее всего»? Куда еще она может попасть?

— Канализация и система отведения ливневых вод сливаются вместе, когда их затапливает. Так спасают очистные сооружения от переполнения. Но это не так плохо, как кажется. Когда доходит до таких крайностей, поток уже до того сильный, что просто растворяет в себе отходы...

— То есть вы хотите сказать... — Молния разреза­ла небо на неровные куски. Лабин с трудом заставил себя замолчать. Гром в последовавшей тьме чуть не оглушил. — Вы хотите сказать, что она может пробраться в ливневый коллектор?

— Да, теоретически, но это не беда.

— Почему?

— Чтобы системы смешались, там должно идти ну очень много воды. Вашего беглеца туда затянет, и он утонет. Просто не сможет бороться с потоком, а воздуха там не останется...

— То есть сейчас все идет через ливневые каналы?

— По большей части.

— А решетки выдержат?

— Не понял, — ответил инженер.

— Решетки! Которые закрывают водосбросы! Они смогут выдержать поток такой силы?

— Они опущены.

— Что?!

— Они автоматически складываются, когда количество тонн воды в секунду превышает норму. Иначе они начнут сдерживать поток, и вся система навернется.

«Ртуть наносит ответный удар».

Лабин открыл канал операционного оповещения:

— Она пойдет не по суше. Она...

Кинсман, женщина с дельфинами, неожиданно ворвалась в эфир:

— Ганди что-то засек. Переходите на двенадцатый.

Кен переключился и оказался под водой. Полкартинки застилали статические помехи, которые даже «байесы» не могли расчистить сразу. Другая половина была ненамного лучше: пенистая серая стена из пузырей и болтанки.

Слева в долю секунды пронеслось что-то черное. Ганди тоже это уловил и без труда развернулся в новом направлении. Камера плавно двинулась вокруг центра фокусировки, когда дельфин перевернулся на спину. Мрак сгустился.

«Он уходит на глубину, — понял Лабин. — Решил подрезать снизу. Умный мальчик».

Теперь в центре картинки находилось пятно рассеянного лучистого света, по краям переходящего во тьму: дельфин поднимался к поверхности. И неожиданно цель оказалась прямо по курсу: слева мелькнул силуэт рук, головы и тут же исчез.

— Попал, — доложила Кинсман. — Она его даже не заметила.

— Помните, нам нельзя наносить Кларк открытые раны, — предупредил Лабин.

— Ганди знает, что делать. Он не пользуется накладками, только таранит...

И снова: еле различимая тень человека, которая тут же пропала. Картинка слегка покачнулась.

— Хм, — сказала Кинсман. — А эту атаку она как-то заметила. Увернулась почти вовремя.

Имплантаты. На секунду Лабин вернулся на хребет Хуан де Фука, вспомнил, как спокойно застывал под трехкилометровой толщей черной ледяной воды, чувствуя, как тик-тик-тикает сонар «Биб», отражаясь от механизмов в его груди...

— Она чувствует щелчки, — сказал он. — Передай Ганди...

Еще один заход. В этот раз цель встретила атаковавшего лицом к лицу, ее глаза напоминали яркие кляксы в темном пазле, она подняла руку, самонадеянно пытаясь отразить двести килограммов костей и мускулов... «Минуту, у нее что-то зажато в руке, что-то...»

Картинка дернулась влево. Вода неожиданно закрутилась, правда, теперь поворот был далеко не таким плавным и контролируемым, как раньше, дельфин ушел в баллистический штопор, который замедляли только тече­ния вокруг. Сбоку сгущалась новая разновидность тьмы, черное кровавое облако, на миг ставшее кучевым, прежде чем круговращение вод не рассеяло его.

— Черт, — выругалась Кинсман. В шлемофоне Лабина шепот прозвучал так оглушительно, что мог бы перекрыть гром.

«Она сберегла свою газовую дубинку. Пронесла от самой „Биб", пока ехала, шла, на попутках добиралась через весь этот треклятый континент. Какая молодец...»

Изображение взорвалось тьмой и всплеском помех. Лабин вновь стоял на берегу, простыня дождя превра­тила мир в размытое пятно, и вокруг было ненамного светлей, чем в месте, которое Кен только что покинул.