Но то ли он слишком увлекся погоней, то ли попал в заколдованное место - даже с холма не мог разглядеть он излучины неширокой реки и дымки лагерных костров. Во все стороны, сколько хватало глаз, простиралось зеленое море джунглей с редкими островками таких же холмов. Римьерос понял, что заблудился. Небо было еще светлым, но с заходом солнца под пологом леса сгустились сумерки, и каждая лиана стала казаться притаившейся в листве змеей, а каждый резкий крик обезьян, устраивающихся на ночь - воплем неведомого и невидимого в чаще существа. Римьерос, бранясь и поминая всех демонов Кхитая, пробирался сквозь заросли. Не то чтобы он боялся остаться один ночью в лесу, хоть и был почти безоружен, вовсе нет. Просто даже в походе он предпочитал спать на пуховиках, и вкушать пищу, приготовленную лучшим поваром, специально. прихваченным с собой из дома. - В конце концов, есть же тут поблизости деревушки этих узкоглазых, - пробормотал он. - Только вчера мы проехали две или три. За любой из моих перстней они зарежут собственных детей мне на ужин... Небо темнело, внизу, под пологом леса, становилось душно от аромата цветов. Зингарское войско уже не первый день шло сквозь джунгли, и Римьерос знал, что можно себе позволить в этих лесах, а что нельзя. Он знал, что опасно пробовать съедобные на вид и ароматные плоды, и что чем сильнее запах цветка, тем вероятнее, что он окажется ядовитым. Один из оруженосцев уже поплатился жизнью за свое любопытство: он пожелал поближе рассмотреть венчик гигантского соцветия - его даже нельзя было назвать цветком, скорее это было какое-то пышное алое облако, спустившееся на землю. Но едва человек оказался рядом, облако словно всосало его в себя, сжалось и скрылось за множеством плотных, мясистых зеленых лепестков. На приглушенные вопли товарища сбежалось трое или четверо мечников из свиты. Обнаружив с изумлением, что крики исходят из огромного бутона на толстом стебле, они принялись рубить его мечами. Но когда они наконец справились с хищным растением, из раскрывшегося бутона вывалились только безобразные обглоданные останки, облепленные какой-то желто-зеленой слизью с резким тошнотворным запахом. Слизь задымилась, испаряясь, и зингарцы в ужасе бежали от страшного места, даже не забрав тела. Держась едва заметной в темноте звериной тропы, Римьерос вскоре вышел к новому безлесому холму. Поднявшись на вершину, он огляделся в надежде увидеть огни если не лагеря, то хотя бы деревни. Он судил о Кхитае, западную границу которого их войско миновало два или три дня назад, по своей стране, и полагал, что между селениями, раз уж они начались, не может быть больше дня пути. На самом же деле в той гористой, поросшей лесами, а местами заболоченной местности, в которой они оказались, спустившись с гор, отдельных селений не было. Деревушки жались друг к другу по две, три или четыре, и до следующего такого очага человеческого жилья можно было идти и три дня, и неделю. Великая Поднебесная Империя была несравненно больше маленькой Зингары. Щуря темные глаза, Римьерос вглядывался в мерно колышущееся море деревьев. Быть может, ему только почудилась тонкая белесая ниточка дыма, поднимающаяся из долины у реки? Но порыв ветра донес до него слабый запах дыма, и зингарец, просветлев, зашагал в ту сторону. Костер означал человека, пусть даже желтолицего и узкоглазого. Это могли быть ночующие в чаще лесорубы или странствующие монахи, которых его войско уже не раз встречало на дороге - пестрые стайки улыбчивых бритоголовых кхитайцев, чье сходство с диковинными птицами усиливалось отрывистой, то ли щебечущей, то ли мяукающей речью. Но кто бы ни были хозяева ночного костра, принц был уверен, что сможет с ними договориться. Как он уже сумел заметить, уважение к важным особам граничило здесь с поклонением: едва завидев на дороге пышную процессию посольства - лошадей в разноцветных попонах с яркими гербами, сияющую на солце сталь и позолоту оружия и лат, окрашенные в алый цвет перья и конские хвосты на шлемах - едва завидев все это великолепие, местные жители останавливались и принимались усиленно кланяться, а если к ним обращались с просьбой, выраженной, чаще всего, на языке мычания и жестов, поскольку ни одного из западных наречий эти крестьяне не понимали - они со всех ног бежали исполнять ее, даже толком не уяснив, в чем она состояла. До костра оказалось несколько дальше, чем он предполагал, глядя на него с высоты холма. Но вот наконец, злой и исцарапанный, он вырвался из кустарника на небольшую прогалину. Посреди поляны горел костер. У костра, спиной к Римьеросу, сидел человек. Один. Больше, насколько сумел разглядеть в темноте принц, на поляне не было никого. Это было бы только к лучшему, если бы не одно загадочное обстоятельство. Сидящий у костра был хайборийцем, а не уроженцем Востока - достаточно было взглянуть на его широченные плечи и масляно поблескивающую в свете костра бронзовую кожу обнаженных рук, длинных и мускулистых. Что он мог делать здесь, один, в этих чуждых краях вдали от обжитых мест? Это было более чем странно - а потому Римьеросу невольно чудилась в безмятежно устроившейся у огня фигуре скрытая угроза.
Читать дальше
