Андрей Столяров: Наука расставаний

Извини, я хочу задать тебе один вопрос. Я, наверное, не имею права его задавать, но ответ в данном случае для меня очень важен. Только ответь, пожалуйста, искренне. Да, я знаю, я знаю, что ты всегда отвечаешь искренне. И когда говоришь, что "мы эти ниточки обязательно свяжем", и когда всего через две недели спокойно отворачиваешься и уходишь. Кстати, я тоже пытаюсь быть с тобой предельно искренним. Это, вероятно, ошибка, предельно искренни либо святые, либо безнадежные идиоты. Не случайно эти две категории естественно переходят друг в друга. А вопрос звучит так: скажи, пожалуйста, когда ты расставалась со мной, то ты просто ушла, ну, как бы это точнее выразиться, в никуда или, может быть, у тебя появился кто-то другой? Нет, не глупость, ответь, пожалуйста, я тебя очень прошу. Спасибо, спасибо, мне даже дышать стало легче. Почему ты считаешь?.. Нет-нет, ты в данном случае просто судишь как женщина. У мужчин все иначе, у них психология в этом смысле принципиально иная. Мне, например, все равно, кто там у тебя был раньше. Ну, почти все равно - хоть пятьдесят человек, хоть сто, хоть четыреста. Для меня это и в самом деле почти не имеет значения. Но вот если бы у тебя появился кто-то, скажем, сейчас...

Подожди, а что это мы - сели за столик и ничего не взяли. Девушка, пожалуйста, три кофе: два с сахаром и один без сахара. Извини, я и в самом деле, наверное, неловко выразился. Извини, ради бога, я пока еще очень плохо соображаю. У меня действительно какое-то сумеречное состояние. Я не то чтобы в обмороке до сих пор, я уже достаточно хорошо себя контролирую, разве что иногда прорывается нечто, не вполне адекватное, но пока я еще воспринимаю все несколько обостренно. Похож, наверное, на человека, у которого медленно выдирают из груди сердце: лопаются нервы, сосудики, связки внутри тоненькие какие-нибудь. Боль такая, что ничего даже не различаешь вокруг себя. Мне без тебя плохо, мне плохо без тебя, мне без тебя очень плохо. Мне без тебя плохо, как не было, вероятно, еще никогда в жизни. Мне так плохо, что хуже, по-видимому, уже и быть не может. Я ведь даже на уроке, знаешь, иногда замираю и вдруг вижу, как ты бежишь по перрону, опаздывая на московский поезд. Я тогда, кстати, думал, что мы уже никуда не уедем. Или - внизу, на улице, ты машешь мне рукой на прощание. Это уже в Москве, снег, солнце, пустой гостиничный номер из двух смежных комнат. И я счастлив, счастлив, как тоже, наверное, еще никогда в жизни. Наверное, поэтому у меня такой долгий обморок. Я просто не могу без тебя жить, извини за это банальное выражение. Почему-то когда говоришь о любви, слова становятся какими-то пошлыми. В книгах они звучат, а в обыденном разговоре выглядят просто нелепо. Вдохновения, видимо, не хватает. Пошлость - это вдохновение бездарного человека. Наверное, я бездарен, вот и получается пошлость. Приходится, тем не менее, говорить. Других слов у меня просто нет.

Вот в чем тут дело. Я сейчас повис над пропастью, уцепившись за такую тоненькую-тоненькую былинку. Стебелек у нее слабенький, корешки подрагивают и постепенно вылезают из почвы. Рано или поздно они оборвутся, и дальше бездна. Насмерть я, быть может, и не разобьюсь, но вот покалечусь, скорее всего, серьезно. Хотя, кто его знает, может быть, даже и насмерть. Ведь нельзя заранее предугадать результаты падения. Я тут на днях мыл у себя окна в квартире, - скоро зима, холодно, надо бы уже запечатываться, - и вот когда, стоя на подоконнике, немного высунулся наружу, вдруг пришло в голову, что как это, в сущности, элементарно. Всего один шаг, и через три секунды меня не будет. Все-таки у нас достаточно высоко, внизу - асфальт. У меня как-то приятель вот так же сдуру, ну перебрал, разумеется, ну взял и выбросился. Обиделся на что-то в компании, на что - теперь уже, конечно, не вспомнить, подошел, знаешь, к окну, ни слова не говоря, и - перевалился. Мы так и замерли. Минуту, наверное, никто не дышал. А потом смотрим - это девятый этаж; метра полтора вниз - крыша другого корпуса. Упал на битум, прилип, ворочается, как пьяная муха. Еле-еле потом его отодрали... Я только прошу: не принимай этого чересчур уж серьезно. У меня два таких якоря в жизни, что никакие такие шаги невозможны. Во-первых, родители; ты же представляешь, что с ними будет. Ну, а во-вторых, это, разумеется, Ангелина. У нее ведь, наверное, тоже будут какие-то свои трудности в жизни. Будут, будут, конечно, без этого не обойдется. И вот так - знать, что есть некий элементарный выход. Как отец, например. Не хочу быть для нее гидом смерти.