Андрей Столяров - Послание к коринфянам

- Ну, это уж слишком... Сумасшествие какое-то... Вы уверены, господин Павлинов, что эта болезнь так опасна?..

И начальник милиции добавил - вдруг тоненьким бабьим голосом:

- Народ нас не поймет...

Затем состоялясь некоторая дискуссия. Мэр придерживался той позиции, что означенные меры очень жестоки, бесчеловечны и отдают временами тоталитаризма, которые, слава богу, уже позади, а начальник милиции, напротив, считал, что данное мероприятие осуществить можно, только объяснять его надо как-то иначе, а то что - болезнь, подумаешь, болезнь, чем мы только за последнее время не болели... Они даже поспорили, мягко препираясь друг с другом. Все это было пустое. Советник и не думал их в чем-либо убеждать. Он просто дождался, пока они выскажутся и замолчат, а тогда, нагнувшись, спросил с равнодушной угрозой:

- Вы намерены выполнять распоряжения правительства?

И нисколько не удивился, услышав ответное "да". Ничего другого он и не ожидал.

Далее они обсудили план ближайших действий. Причем здесь Советник старался не вмешиваться: все необходимые директивы он изложил, а привязка к местным условиям - это не его забота, он лишь высказал два-три мелких пожелания, могущих, по его мнению, облегчить задачу, а почувствовав, что теперь обойдутся и без него, сказал, что на сегодня, пожалуй, достаточно. И, отклонив предложение поужинать вместе, попросил отвезти его на квартиру.

- Завтра мне потребуется свободный день, - предупредил он.

Его заверили, что беспокоить не будут.

- Отлично, - сказал Советник...

На квартиру его отвез лейтенант ГБ, который сам сел за руль и всю дорогу молчал. Лишь остановив машину перед невзрачным четырехэтажным зданием из пыльного кирпича, он, не поворачивая головы, очень сдержанно спросил:

- Разрешите обратиться?

- Да? - мгновенно насторожившись, сказал Советник.

- Насколько я понимаю, все участники этой... акции... будут впоследствии ликвидированы... как свидетели... чтобы избежать последствий... это естественно, - здесь лейтенант сделал явную паузу, однако Советник не возразил ему. - Так вот, я бы просил вас взять меня с собой: я умею работать, я вам еще пригожусь.

Несколько мгновений в машине стояла тишина, а затем Советник причмокнул и кивнул в спину так и не обернувшегося лейтенанта.

- Гут, - сказал он. - Я подумаю.

В квартире Советник довольно-таки небрежно осмотрел обе комнаты, уставленные импортными гарнитурами, кухню, где сопел холодильник, забитый продуктами и питьем, зажег свет в ванной и в туалете, после чего повалился в кресло у столика с телефоном и, набрав какой-то необычайно длинный номер, состоящий, наверное, не менее, чем из двадцати цифр, напряженно сказал:

- Это - из третьей палаты, соедините меня с терапевтическим отделением, - и тут же, как бы преобразившись, пропел совершенно другим, радостным и веселым голосом, - Зинуля? Это ты, Зинуля? Ну - у меня все в порядке! Говорю: дела идут превосходно! Очень такой приятный городок, хорошие люди... Нет, сестру пока еще не нашел. Не нашел, говорю, только приехал!.. Но мероприятия все равно проводить буду. Говорю: буду проводить мероприятия!.. Так что передай Гедончику, пусть готовится. Ну - привет, Зинуля? Привет! Целую в носик!..

Он положил трубку и несколько секунд сидел неподвижно точно борясь с тошнотой. Даже черты лица у него заострились, как у больного. И только, наверное, через полминуты он облегченно выдохнул: Фу-у-у!.. - уже спокойно снял трубку, привычными уверенными движениями разобрал ее на отдельные составляющие и, увидев в микрофонной коробке тонкий продолговатый "жучок", удовлетворенно хмыкнул, а потом, ничего не меняя, снова свинтил эту трубку и бережно, как-то даже заботливо положил ее на рычаги.

- Ладно, - сказал он сам себе.

Прошел на кухню и из бумажного пакета, взятого на дверце холодильника, налил себе молока в сияющий, отмытый до блеска, тонкостенный стакан. Молоко было очень свежее и очень вкусное. Советник пил его, стоя у окна. Штору он отдернул, и поэтому в легких сумерках было видно, как дрожит загорающимися огнями тихий вечерний город.

Собственно, не город, а - два завода, распластавшиеся на равнине.

И - Звезда, которую сегодня не было видно.

Впрочем, это не имело значения.

Потому что город был обречен, и обреченность его чувствовалась даже в летней прохладе, которая вливалась сейчас через открытую форточку.

Причем чувствовалась - неприятно.

Поэтому Советник снова задернул штору и допил молоко. А затем тщательно, как он привык это делать, вымыл стакан и поставил его на сушилку...