Андрей Столяров - Послание к коринфянам

Президент знал, что равнодушие это в итоге пройдет, надо только переломить себя, взяться за работу, тогда апатия прорастет вдруг привычной энергией и оживлением, но почему-то сегодня никак не мог ни на что решиться: все сидел и сидел, потягивая теплый коньяк, ощущая, как безудержно надвигается полночь, как снаружи приникает к оконным стеклам непроницаемая темнота и как начинает гудеть в деревьях страшный, пронизывающий леса, ошалелый ветер: У-у-у!.. У-у-у!.. - ветки дуба, растущего неподалеку от дома, царапают шифер. И вот тогда, сидя среди загородной тишины, глядя в сад, где, облитые прожекторами, мотались, как будто водоросли, кроны деревьев, слушая царапанье сучьев по шиферу и скрипенье чего-то - непонятно чего, словно перетиралась какая-то половица, - он вдруг с ужасающей ясностью понял, что - обречен, ему не поможет ни охрана, ни батальон спецслужбы, ни особая группа, расположившаяся сейчас в хозяйственных помещениях, не поможет и пистолет, заряженный серебряными пулями, потому что и охрана, и пистолет - это все против человека, а то, что явится сюда сегодня, вовсе не человек - вселенская тьма, черная душа мира - глупо было бы стрелять в эту тьму серебряными пулями: пули пройдут насквозь, не причинив ей вреда, это - судьба, и не надо дергаться перед ней, не надо суетиться, и не надо ее ни о чем просить, а надо просто встать и встретить ее лицом к лицу - какой бы она ни оказалась...

И еще он вдруг понял, что идея, конечно, перспективная, но она имеет один существенный недостаток: нельзя заигрывать с Сатаной. Сатану можно изгнать из этого мира, ему можно продать свою бессмертную душу, но заигрывать с ним нельзя, потому что тогда невольно становишься его апостолом и деяниями своими способствуешь воцарению Ночи. И в итоге действительно остается лишь - встать перед судьбой.

Президент в самом деле встал и, протянув руку, включил свет, чтобы разогнать ужасные душные сумерки, - вернее, попытался его включить, потому что люстра после щелчка выключателя не зажглась, что сразу же его отрезвило, и он мгновенно отпрянул к двери - собранный, напряженный, готовый к бою, уже сжимающий в правой руке вытащенный из кармана пистолет - осторожно спустил предохранитель и толкнул ногой приотворенную дверную створку.

- Эй! Кто-нибудь!.. - хрипло сказал он.

Никто не отозвался.

Тогда Президент с неожиданным для своего грузного тела проворством перепрыгнул в соседнюю комнату, предназначавшуюся для охраны, и так же прижался сбоку от косяка дверей, очень быстро и нервно поводя дулом пистолета из стороны в сторону. В сумраке, пробиваемом все-таки слабым лунным сиянием, он увидел знакомую ему обстановку: два дивана, буфет, стеклянный экран телевизора. А за круглым столом, обрисованным мерцанием полировки, чернели мешковатые, какие-то осевшие фигуры его телохранителей.

Их опущенных лиц видно не было.

- Эй!.. - снова сказал Президент.

Ни одна из сидящих фигур даже не пошевелилась, а когда он, вытянув свободную руку и уже сам пугаясь молчания и темноты, тронул ближайшую из них за плечо, то она вдруг, как потерявший равновесие мешок с картошкой, очень мягко и очень безжизненно повалилась на пол, а ударившись, словно бы разъединилась на части.

Президент отшатнулся.

Он уже чувствовал сквозняк холодного зимнего воздуха, тянущийся по ногам, и, пройдя через комнату, выглянув затем в коридор, обнаружил, что двери, ведущие в сад, распахнуты настежь: в черно-белом контрастном проеме их виднелась дорожка, усыпанная гравием, и какие-то суставчатые голые прутики, точно живые, дергающиеся от резкого ветра.

Что-то японское было в этой картине: гравий и прутики.

- Так-так-так, - негромко сказал Президент.

Смутить его было нелегко, однако он понимал, что внешняя охрана, скорее всего, тоже вырублена, об этом свидетельствовало отсутствие света в саду и прожекторов, обычно вспыхивающих время от времени за оградой дачи.

И правительственная связь, по-видимому, также не работала.

То есть, он остался один. Хорошо еще, что луна - светила.

Ему было как-то не по себе. Тем не менее, он заставил себя перебежать на цыпочках по-коридору и закрыть наружную дверь. Автоматический замок в ее толще тихонько щелкнул.

Надо было немедленно уходить отсюда, только, разумеется, не через дверь, которая уже была кем-то подготовлена, а через окно - туда, где лес подступал вплотную к ограде.

Самое трудное - выбраться на шоссе, а там уж он поймает какую-нибудь машину.