Роберт Силверберг - Плавание в Византий

Они занимались любовью до самого рассвета, поначалу яростно, затем спокойно, вяло, сонливо. На восходе он, взглянув на нее с нежностью, внезапно обнаружил, что рядом с ним другая.

— Гайойя? — неуверенно спросил он.

Она улыбнулась.

— Да нет же. Гайойя этой ночью с Фенимоном. Я Белилала.

— С каким еще… Фенимоном?

— Это ее старый знакомый. Они сто лет не виделись.

— Ясно. А ты… э-э…

— Белилала, — повторила она, касаясь пальцами его щеки.

Такое у них в порядке вещей, объяснила Беяилала. Сплошь и рядом. Необычно как раз то, что подобное не произошло с ним раньше. Двое сходятся, какое-то время путешествуют вместе, затем расходятся, потом нередко сходятся вновь. Это вовсе не значит, что Гайойя покинута его на веки вечные. Просто сейчас ее выбор пал на Фенимона. Возможно, Гайойя вернется. В любом случае одиноким он не останется.

— Мы с тобой как-то встречались в Нью-Чикаго, — напомнила Белилала. — А потом еще раз в Тимбукту. Неужели забыл? О да, вижу ты и впрямь забыл! — Казалось, ее это ничуть не задело.

Внешне она казалась родной сестрой Гайойи. Но несмотря на внешнюю схожесть — и он очень скоро в этом убедился, — женщины разительно отличались друг от друга. Белилала была само спокойствие и безмятежность, тихая заводь в отличие от резвой, непостоянной, бурлившей нетерпением Гайойи. Гуляя с Белилалой по запруженным улицам Чанъаня, он не чувствовал в ней столь привычного ему лихорадочного стремления узнать, что же там дальше, а что там, а вон там… После того как они осмотрели дворец Цинь Ши, Белилала не стала тут же — как это, несомненно, сделала бы Гайойя — искать дорогу к фонтану Сюань Цзуна или к пагоде Диких Гусей. Белилалу, в отличие от Гайойи, не снедало любопытство. Она не сомневалась, что у нее вдоволь времени и она еще сто раз успеет повидать все, что душе угодно. Случались дни, когда Белилала и вовсе никуда не выходила, оставаясь в павильоне, где с удовольствием раскладывала пасьянс из плоских фарфоровых фишек или просто созерцала цветы в саду.

Красивая, добрая, уравновешенная, терпеливая — слишком уж хороша для него. Она попросту казалась ненастоящей, своим блестящим совершенством напоминая одну из тех сунских селадоновых ваз, которые выглядят столь безупречными, что кажется, будто их создавали не человеческие руки. В Белилале ощущалась некая неодушевленность: безукоризненность снаружи и пустота внутри. Чарльз мог вместе с ней осматривать павильоны и дворцы Чанъаня, вести вежливую беседу за обедом, ему определенно нравилось с нею совокупляться, но он не то что не любил ее, ему даже в голову не приходило думать на эту тему. Просто непредставимо, чтобы Белилала изучала себя в зеркале, отыскивая морщинки, седину. Она никогда не станет старше, чем теперь, а равно и моложе. Совершенство не двигается вдоль оси времени. Но глянцевое совершенство внешней оболочки мешало Чарльзу постичь ее внутреннюю сущность. Гайойя ранимее, с очевидными изъянами — беспокойство, капризность, мнительность, страхи — и поэтому доступнее его крайне несовершенному восприятию образца двадцатого века.

Как-то они слонялись по городу, и Чарльз случайно увидел Гайойю. Или обознался. Он видел ее мельком среди чудо-торговцев персидского базара, и на пороге зороастрийского храма, и потом еще раз — у пруда в Змеином парке. Но всякий раз он не был твердо уверен в том, что это действительно Гайойя, и ни разу он не смог приблизиться к ней настолько, чтобы убедиться наверняка. Она словно растворялась в воздухе, стоило ему только двинуться в ее сторону, как будто он пытался догнать сказочную Лорелею, манившую его за собой все дальше и дальше. Прошло какое-то время, и Чарльз понял, что не найдет Гайойю до тех пор, пока она сама не захочет отыскаться.

Чарльз потерял счет времени. Недели, месяцы, годы? В этом городе экзотической роскоши, тайн и волшебства, постоянной текучести и переменчивости поток времени был прерывист и непостоянен. Постройки, а то и целые кварталы сносились среди бела дня, а через несколько дней восстанавливались где-нибудь в другом месте. Величественные пагоды росли, как грибы, за ночь. Люди, прибывавшие из Асгарда, Александрии, Тимбукту, Нью-Чикаго, оставались здесь на какое-то время, и снова уезжали, и опять возвращались. Постоянная круговерть дворцовых приемов, пиров, театральных представлений, ничем друг от друга не отличавшихся… Празднества в честь былых императоров и императриц, казалось бы должные приурочиваться к определенным датам, проводились в случайном порядке: церемония поминовения Тайцзуна, если Чарльз не ошибался, происходила дважды за год, зимой и летом. А вступление на престол императрицы By вообще праздновалось четыре раза в течение трех месяцев. Может быть, конечно, он чего-то недопонимал. Зато прекрасно знал, что задавать кому-нибудь какие-то вопросы бесполезно.