Олаф Степлдон - Странный Джон

Когда Джон закончил говорить, француз налил себе вина. Уговорив остальных присоединиться к тосту за процветание колонии, он произнес краткую, но выразительную речь, объявив, что увидел в душах этих молодых людей что-то благородное и, можно сказать, почти французское. Если бы его правительство было ознакомлено со всеми обстоятельствами, оно не стало принимать участие в попытке уничтожить это крохотное сообщество. Своим спутникам он заявил, что лучшим решением будет покинуть остров и сообщить обо всем их правительствам.

Теперь все гости приняли вино и угощения. Кроме одного. В течение всей речи Джона представитель Японии оставался бесстрастным. Возможно, он слишком мало понял, чтобы в полной мере ощутить силу его красноречия. Возможно, его восточное сознание было нечувствительно к воздействию, производившему такое впечатление на его коллег. Но, как мне пояснил позднее Джон, главной причиной нечувствительности японца было воздействие ужасного ребенка с Гебридских островов. Он, мечтая уничтожить Джона, сумел телепатически перенестись на остров. Я несколько раз заметил, как Джон поглядывал на японца со смешанным выражением изумления, тревоги и восхищения. Наконец, этот юркий, но при этом удивительно внушительный маленький человечек поднялся и сказал: «Господа, вас обманули. Этот мальчик и его товарищи обладают странной силой, которую европейцы не способны понять. Но мы понимаем. Я почувствовал их воздействие. Я боролся с ним. Меня им не удалось провести. Я ясно вижу, что все они — не дети, какими кажутся, но демоны! И если сейчас мы оставим их в покое, однажды они уничтожат всех нас. Весь мир будет принадлежать им, а не нам. Господа, мы должны выполнить приказ. От имени тихоокеанских держав я… я…» — его охватила растерянность.

На это Джон ответил почти с угрозой: «Помните, всякий, кого вы попытаетесь арестовать, умрет».

Японец, лицо которого приобрело мертвенный землистый оттенок, закончил свою речь: «Я арестовываю вас всех!» Он принялся выкрикивать команды на японском, на террасе появился отряд вооруженных японских матросов. Командовавший ими лейтенант приблизился к Джону, который посмотрел на него с насмешливым презрением. Моряк растерянно застыл в нескольких шагах от него.

Капитан японского судна, решив примером воздействовать на своих подчиненных, выступил вперед. Шахин заступил ему дорогу, сказав: «Прежде вы арестуете меня». Японец схватил его за плечо, и тот рухнул на землю. Моряк посмотрел на него с ужасом и шагнул к Джону, но тут вмешались другие офицеры. Все принялись говорить одновременно, и через какое-то время было решено, что островитян следует оставить в покое, а представители Homo Sapiens тем временем должны связаться со своими правительствами.

Все пришельцы покинули нас. На следующее утро российский корабль поднял якорь и отплыл. Один за другим остальные последовали его примеру.

Джон не питал иллюзорной надежды на спасение колонии. Но если мы могли выиграть еще три месяца отсрочки, по его словам, важнейшие задачи жителей острова были бы достигнуты. Незначительная часть этой работы состояла в завершении некоторых записей, которые затем должны были передать мне для блага всего человеческого вида. Среди них был, например, поразительный документ, составленный самим Джоном и излагавший историю Космоса. Не знаю, следовало ли воспринимать его как научную работу или поэтическое сочинение. Все документы спешно печатались, подшивались и упаковывались в деревянные ящики, так как мне вскоре предстояло покинуть остров. «Если ты останешься дольше, — сказал Джон, — то погибнешь вместе с нами, и все наши записи будут уничтожены. Для нас они уже не имеют ценности, но самым просвещенным представителям вашего вида могут быть интересны. Лучше, чтобы ты не пытался печатать их, пока не пройдет достаточно времени, и Великие Державы перестанут так огорчаться, вспоминая о нас. Пока же ты можешь издать биографию — как фантастику, разумеется, так как все равно никто небе не поверит».

Однажды Цомотри доложил, что агентами правительств некоторых стран, которые я не стану называть, был собран отряд бандитов для уничтожения колонии.

Мой багаж и ящики с документами были погружены на «Скат». Все островитяне собрались на причале, чтобы попрощаться со мной. Я пожал руки каждому по очереди, а Ло, к моему удивлению, поцеловала меня. «Мы все любим тебя, Фидо, — сказала она. — Как было бы здорово, если бы все они были такими же ручными, как ты. Когда станешь писать о нас, не забудь сказать, что мы тебя любили». Когда подошла очередь Самбо, он перебрался с рук Нг-Ганко ко мне, а потом торопливо вернулся обратно. «Я бы уехал с тобой, если бы не был привязан к этим снобам настолько, что не могу без них жить».