Станислав Гагарин - Дело о Бермудском треугольнике

— Погодите, мистер Леденев…

Эб Трумэн решительно шагнул вперед.

— Я ждал от вас этого, командир… Вы мягкий человек, и боитесь взять на душу грех, боитесь быть причастным к смерти Рейни. Но разве жизнь Джона Полански не являлась такой же ценностью? Для меня его жизнь была куда как ценнее, нежели бесполезное и вредное существование этого слизняка с манией величия. Вы считаете, что он болен? Да! Он болен злом. Рейнолдс от рождения — разрушитель. Он заражен насилием… Насилие — его любовь, его религия, его отношение к сущему. Не будет мира на земле, пока живут Рейнолдсы! И нас не так уж много на этой земле, чтобы уклониться от грязной, но такой необходимой обязанности: уничтожать зло! Его олицетворяет ваш бывший второй пилот, командир… Я добрый человек и не обидел ни одного из живых существ на земле. И потому именно я приговариваю Рейнолдса к смерти. Потом вы осудите меня. Так нужно. Но пока…

Прежде чем изумленные речью бортмеханика мужчины успели прийти в себя, Эб выхватил из кармана пистолет. Джеймс Октавиан Рейнолдс стоял в шести шагах от Абрахама Трумэна, и промахнуться было невозможно. И вдруг произошло непонятное. Абрахам резко вздернул руку, и все пули ушли в воздух. Затем рука Эба опустилась, и Трумэн принялся удивленно рассматривать пистолет с пустой обоймой и отошедшим назад затвором.

Никто не произнес ни слова.

Первым опомнился Рейнолдс. Внимание всех было привлечено к Абрахаму Трумэну, и на осужденного никто не смотрел. Рейнолдс повернулся, шагнул в сторону, и еще, и еще… Вот он уже бежал вдоль обрыва, постепенно увеличивая скорость.

Чуть подальше обрыв заканчивался. Здесь с откоса сбегала тропинка. Она вела к узкому песчаному пляжу, отходившему полосой от берега.

— Стой! — закричал Хуан Мигуэл.

— Уйдет! — чуть ли не простонал Дубинин, намереваясь броситься за Рейнолдсом следом.

— Как же так? — растерянно повторил Эб, продолжая разглядывать пистолет. — Почему я стрелял в воздух?

— Ему не уйти, — сказал Питер Сухорук. — Мы на острове.

— Но испугать женщин он сумеет, — возразил Леденев. — Необходимо задержать его. Иначе…

Юрий Алексеевич не договорил. Раздался дикий вопль. Они услышали, как добежавший почти до тропы Рейнолдс пронзительно закричал. Он остановился, затем попятился к обрыву, отмахиваясь от чего-то руками.

— Что там произошло? — спросил Леденев.

Рейнолдс продолжал пятиться. Он уже стоял у края пропасти, вздев в испуге руки над головой, затем закрыл ими лицо, будто защищался от чего-то, неведомого для остальных. Дубинин предостерегающе крикнул и метнулся было к Рейнолдсу.

Ощутив под ногой пустоту, Рейнолдс изогнулся, пытаясь сохранить равновесие. Это ему не удалось… Он коротко взвыл и рухнул вниз.

Взоры людей вновь обратились к тому месту, от которого пятился преступник. Вот над краем откоса показалась голова, затем плечи… Тропинка вывела человека на площадку, и все стоявшие на ней оцепенели от изумления. К ним шел, улыбаясь, Джон Полански.

— Мы потрясены случившимся, Старший Отец… Скажи нам: мог ли ты предположить подобное? В нашей памяти сохранились воспоминания о том времени, когда люди обладали способностью осуществлять насилие в отношении разумных существ. Но это столь далекие отголоски прошлого, что не воспринимались нами, как реально существовавшие. Ты знаешь, Фитауэр, о незыблемости нашего принципа невмешательства в дела цивилизаций иного времени и пространства. И поэтому мы никогда не бываем в прошлом, чтобы случайно не изменить структуру времени. Нам не известно насилие в его реальных проявлениях, потому так и подействовало на нас все произошедшее… Ты понимаешь, что случилось, Фитауэр?

— Пытаюсь понять. Они из того далекого прошлого, когда люди считались только с собственными интересами и не отдавали себе отчета в том, что способность осознавать себя как часть сущего налагает ответственность перед всем сущим. Тогда мы не были еще объединены принципом Разумного Начала, не понимали друг друга, и люди уничтожали моих далеких предков в огромных количествах…

— Это немыслимо, Фитауэр!

— Так было, Дети… Наша память хранит и то, что хотелось бы забыть. У нас с вами различное отношение к прошлому, Дети. Ваше сознание избирательно. Оно отсеивает все, что может подавлять психику, вы инстинктивно избегаете отрицательных эмоций. И при всем вашем нынешнем могуществе, Дети, вы по-человечески уязвимы, потому что не сумели разучиться страдать…