Мария Симонова - Вирус хаоса

Он нахмурил брови, что-то обдумывая, потом спросил:

— Ты была участницей какого-то эксперимента? Может быть, добровольцем?..

— Нет, в том-то и дело, что нет! — Мэри всплеснула руками. — Ничего даже близко не имела ни с какими экспериментами! Сроду!

— Значит, скорее всего где-то произошла ошибка. Прокол, разрыв, сбой или что-то в этом роде…

Она с интересом навострила уши, но «сюрпризы» еще не закончились: из прихожей раздался диссонансный стон — не иначе как ржавых дверных петель.

— Нам с тобой дадут когда-нибудь побыть наедине? — тихо спросил Жнец и, толкнув Мэри под лестницу, сам бросился вперед и замер, прислонившись у косяка с парализатором в руке.

«Борянский. где ты? Такие сцены пропадают!..» — подумалось Мэри скорее всего по инерции сознания, пока она скрывалась с глаз от очередных возможных покушений.

От входа донесся скрип половиц под чьими-то осторожными шагами. Потом раздался голос — не очень решительный, однако заставивший обоих затаившихся вздрогнуть:

— Эй! Есть здесь кто-нибудь?

Мэри осмелилась высунуть голову и, встретившись взглядом со Жнецом, обменялась с ним безмолвным вопросом: «Тоже узнаешь? Или мне показалось?..»

Он сделал ей знак скрыться, после чего сам, не меняя позиции, отозвался:

— Давай сюда, мы тут!

Спустя несколько секунд, заполненных скрипом и хрустом, через порог ступил человек и замер, в левый висок его уткнулось холодное дуло. Вошедший повернул голову, подставив под него лоб. Но дуло уже опускалось. Из-под лестницы появилась Мэри и, сделав пару шагов, остановилась, как бы в сомнении.

— Черт возьми, ребята, да что здесь происходит? — спросил человек, погибший, как минимум, в трех мирах, но единожды все-таки спасенный.

Мэри думала — он ли это, спасенный? Или уже следующий?.. Ведь он был, пожалуй, единственным из ее друзей, кто оставался в разных мирах некоей постоянной — не в смерти, нет, эту закономерность она, можно надеяться, уже нарушила — но всем своим спокойным, чуть насмешливым обликом, цельностью натуры без каких-то точечных всплесков того или иного качества, и даже по роду занятий он каждый раз оказывался все тем же, почти не изменившимся, моментально узнаваемым Филиппом Корнеевым. Филом.

В квартире у Гена была оставлена засада. Напрасно он надеялся, что после очередного исчезновения «жены» он сможет спокойно поговорить с Блумом и уяснить наконец, может ли он — лично он! — что-то предпринять для возвращения в родной дом настоящей Мэри. Блум сказал только, что проблема, видимо, очень неоднозначна в решении, что ему необходимо все как следует обдумать, и откланялся, оставив телефон. Светка ради приличия посидела еще чуть-чуть, как на иголках, потом забормотала что-то о неотложных делах и тоже смылась. Причиной такого поголовного бегства были двое оперативников, не собиравшихся после пропажи «артистки» никуда уходить, а обосновавшихся в квартире «до появления хозяйки», как заявил их начальник, также затем отбывший по срочным, не терпящим отлагательства делам в свою контору. Ген был возмущен, но кого это волновало? Уж конечно, не представителей органов. Они разместились на кухне, а он, втайне поскрипев зубами, ушел в комнату работать. Работа категорически не клеилась. Поэтому Ген все почти время их пребывания в доме провел на постели, пытаясь что-то читать и периодически засыпая: надо же когда-то и отсыпаться, тем паче что в доме имелось теперь двое дежурных, которые, уж конечно, в случае чего должны были разбудить хозяина.

Долго ли, коротко ли он на сей раз спал, неизвестно — глаза его распахнулись как бы автоматически, а на самом деле, как он понял секунду спустя, от звука открываемой ключом входной двери: взвинченная нервная система была настроена именно на замочный скрежет и среагировала на него мгновенно — даже почище, чем на будильник, на который она, наверное, даже и не подумала бы дернуться.

Поскольку завалился он в одежде, то и выползание из норы не заняло у него много времени. Но за то сравнительно небольшое время, пока он добирался до прихожей, там успели произойти некоторые важные и скорее всего не больно-то поправимые события.

Посреди коридора стояла Мэри — пожалуй, наиболее похожая на себя, только одетая во что-то кожаное, но состоявшее больше из дыр, чем из кожи: словно она явилась в дом прямо со съемок очередного крутого боевика. И в том, как среагировала она на его появление, была та же ее «эпизодная», рабочая резкость. И, главная деталь, а точнее детали: на полу возле ее ног лежало тело оперативника — с виду бездыханное; второе распростерлось возле вешалки — по всему видать, он ударился об нее и съехал вниз, осыпаемый головными уборами и кой-какой одеждой, да так и остался в полусидячем положении, частично заваленный вещами.