— Вы хотите помочь вашей жене? — спросил оперативник.
— Я хочу быть уверен, что вы ей поможете, — ответил Ген. Как вдруг в душе его всколыхнулась смутная тревога, основанная на череде ассоциаций… — Погодите-ка, одну минуту… — С этими словами он ринулся вон и пробежал по коридору на кухню, открыв по пути двери ванной и туалета. Опер ринулся за ним, ведомый поздно проснувшейся интуицией. И следом за хозяином смог убедиться, что «арестованной» нигде нет.
— Она не могла выскочить?.. — спросил Ген у Светки. Та помотала головой:
— Этот же все время стоял у двери…
Оперативники тем временем метались по квартире, то и дело сшибая в коридоре неловкого Блума и заглядывая в каждую щель, разве что не под плинтуса. Старший высунулся по пояс в кухонное окно — проверял, не выбросилась ли с горя. Но Мария Ветер не выбросилась.
Разве что улетела.
Солнце пекло немилосердно, а дующий с моря ветер, как видно, не ставил своей задачей дарить прохладу раскаленному камню и, кажется, лишь чуть-чуть менее раскаленной коже.
Они сидели на небольшой площади, окруженной невысокими строениями коттеджного типа. Самое крупное здесь здание желтого мрамора с пятью квадратными колоннами представляло собой образчик дурной, «комодной» архитектуры, тем не менее оно «держало» вид и царствовало над площадью, поскольку та была маленькой, а оно — здоровенным.
Вокруг царила суета: рабочие таскали штативы, устанавливали юпитеры и камеры, тянули провода — все это под хриплые крики постановщика и не менее громкие, к тому же не всегда цензурные указания режиссера. В присутствии самого Борянского никому не рекомендовалось крепко выражаться, кроме него самого, естественно: он весьма и весьма не одобрял матерной ругани в чужих устах. А поматериться членам съемочной группы очень даже было из-за чего: только что справа из боковой улицы вырулил автомобиль, напоминающий груду нештампованного железа, поставленную на колеса для наиболее удобной транспортировки на свалку. Его пытались остановить и загнать обратно с криками: «Давай в объезд! Куда прешь! Здесь кино снимают!» — и так далее, но все очень пристойно. Машина нерешительно дергалась, продолжая двигаться в большей мере вперед и усугубляя тем самым нервную обстановку вокруг себя.
— Оригинальное место, — высказался Гений, поправляя съехавший с коленей автомат.
— Не знаю, как ты, а меня уже тошнит от оригинальных мест, — проворчала изнывающая от жары Мэри: они были одеты в черные военные костюмы, притягивающие солнце, и перетянуты многочисленными ремнями, что не способствовало проветриванию организма. Вскоре им предстояло брать здание штурмом в составе «отряда специального назначения», расположившегося поблизости, кто где, в истомленных позах. Приближался полдень, тени не было ни крупицы, разве что под режиссерским зонтиком, но это была эксклюзивная, без малого святая территория, к тому же всем желающим там все равно бы не уместиться.
Мэри с удовольствием забралась бы под скамью, которую им с Гением повезло занять, если бы позволяли остатки гордости. Пока еще не позволяли, но еще с полчасика, определила для себя она, и всякие сантименты окончательно расплавятся: тогда она нырнет под скамейку и будет наслаждаться прохладой.
Тем временем через площадь шагал крупный человек в светлой, просторной, хорошо проветриваемой одежде — шорты и гавайка. Вся компания «спецназа» с утомленной завистью за ним наблюдала. Похоже, что он направлялся к ним.
Если бы Мэри не видела уже этого человека, при его приближении она бы, без сомнения, подскочила на месте: это был продюсер фильма, он же — Евгений Смеляков. Причем по комплекции этот Смеляков был наиболее близок к ее Гену. Пожалуй, лишь немного полнее. Однако причина для подскакивания все-таки наметилась: подойдя, он остановился прямо напротив нее и заговорил, достав из кармана широкий платок и протерев им лоб:
— Вы Светлана э-э…
— Светлана Розанова, — поднявшись, представилась Мэри по-военному четко: костюм, а также предстоящий вот-вот штурм навязывали определенный образ. Имя это она не сама себе придумала — оно значилось в документе, заранее припасенном для нее Гением: принадлежность к спецотделу ФСК позволяла, оказывается, своим сотрудникам без труда штамповать липовые удостоверения личности. Документы — вот то немногое, что было в разных мирах практически неотличимо и до сих пор не вызывало нареканий. И деньги.
Читать дальше