Герберт Уэллс - Остров доктора Моро (пер. Быкова)

— Моро, — произнесъ я, — это имя мнѣ знакомо!

— Вотъ какъ?.. Ахъ, чортъ возьми! Какой я оселъ, что произнесъ его! Слѣдовало-бы прежде подумать объ этомъ. Коли тамъ, то дѣлать нечего; можно сказать, что у васъ въ рукахъ теперь нѣкоторыя данныя для разъясненія нашихъ тайнъ! Не угодно-ли вамъ виски?

— Нѣтъ, благодарю, я никогда не употребляю спиртныхъ напитковъ!

— Мнѣ слѣдовало-бы поступать подобно вамъ. Но теперь… Съ чему закрывать дверь, когда воръ уже удалился? Этотъ адскій напитокъ, — одна изъ причинъ моего присутствія здѣсь. Онъ и туманная ночь. Я разсчитывалъ на свою счастливую звѣзду, какъ вдругъ Моро предложилъ мнѣ сопровождать его. Это странно…

— Монгомери, — проговорилъ я въ моментъ, когда наружная дверь затворилась, — почему у вашего слуги остроконечныя уши?

Онъ пробормоталъ проклятіе, въ теченіе минуты, съ набитымъ ртомъ пристально глядѣлъ на меня и повторилъ:

— Остроконечныя уши?

— Да, — продолжалъ я насколько возможно спокойно, ни смотря на стѣсненіе въ груди, — да, его уши заострены и покрыты тонкой черной шерстью!

Съ притворнымъ равнодушіемъ онъ налилъ себѣ виски и воды и произнесъ:

— Можетъ быть, что… его волосы прикрывали уши!

— Конечно, можетъ быть, но я видѣлъ ихъ въ то время, когда онъ наклонился, чтобы поставить на столъ кофе, посланный вами мнѣ сегодня утромъ. Кромѣ того, глаза у него свѣтятся въ темнотѣ!

Монгомери былъ пораженъ предложеннымъ мною вопросомъ.

— Я всегда думалъ, — произнесъ онъ съ развязностью, весьма сильно шепелявя, — что уши у него представляютъ нѣчто странное… Манера его прикрывать ихъ… А на что они походили?

Его неопредѣленные отвѣты убѣдили меня въ томъ, что онъ знаетъ правду, но не говоритъ. Однако, я былъ не въ силахъ сказать ему это прямо въ лицо.

— Уши остроконечны, — повторилъ я, — остроконечны… довольно маленькія… и покрыты шерстью… да, весьма ясно покрыты шерстью… вообще-же говоря, этотъ человѣкъ одно изъ самыхъ странныхъ существъ, которыхъ мнѣ приходилось видѣть!

Яростное хриплое рычаніе раненаго животнаго послышалось за стѣной, отдѣлявшей насъ отъ ограды. По силѣ и по глубинѣ оно, по всей вѣроятности, принадлежало пумѣ. Монгомери сильно заволновался.

— А! — началъ онъ.

— Гдѣ вы встрѣтили этого страннаго индивидуума?

— Э… э… въ Санъ-Франциско… Я признаю, что онъ похожъ на отвратительное животное… Знаете-ли, наполовину идіотъ. Теперь мнѣ уже не помнится, откуда онъ родомъ. Тѣмъ не менѣе, я привыкъ къ нему… а онъ ко мнѣ. Какое впечатлѣніе производитъ онъ на васъ?

— Онъ не производить впечатлѣнія естественнаго существа. Въ немъ есть что-то такое… Не подумайте, что я шучу. Но при своемъ приближеніи онъ возбуждаетъ во мнѣ непріятное ощущеніе, какую-то дрожь въ тѣлѣ. Однимъ словомъ, какъ будто-бы отъ прикосновенія… дьявола…

Пока я говорилъ, Монгомери прекратилъ ѣду.

— Удивительно, — возразилъ онъ, — я не испытываю ничего подобнаго!

Онъ снова принялся за овощи.

— У меня не являлось даже ни малѣйшаго представленія того, что вы мнѣ теперь говорите, — продолжалъ Монгомери, набивая ротъ. — Экипажъ шкуны… должно быть, чувствовалъ тоже самое… Онъ всячески нападалъ на бѣднаго чертенка… Вы вѣдь сами видѣли, напримѣръ, капитана?

Вдругъ пума снова принялась рычать и на этотъ разъ еще сильнѣе. Монгомери выбранился вполголоса. Мнѣ пришла мысль поговорить о людяхъ, бывшихъ въ шлюпкѣ; въ это же время несчастное животное, за оградой, испустило цѣлый рядъ пронзительныхъ и короткихъ взвизгиваній.

— Какой расы люди, разгружавшіе шлюпку? — спросилъ я.

— Солидные гуляки, что-ль? — переспросилъ онъ разсѣянно, хмуря брови, между тѣмъ какъ животное продолжало выть.

Я не произнесъ больше ни слова. Онъ смотрѣлъ на меня своими влажными сѣрыми глазами, постоянно наливая себѣ виски. При этомъ онъ пытался вовлечь меня въ споръ относительно спиртныхъ напитковъ; по его мнѣнію, дескать, спасеніемъ своей жизни я исключительно обязанъ этому лѣкарству, и, казалось, желалъ придать большую важность тому обстоятельству, что я спасся благодаря ему. Я отвѣчалъ ему невпопадъ, и вскорѣ наша трапеза была окончена. Безобразный уродъ съ остроконечными ушами явился для уборки со стола, и Монгомери снова оставилъ меня одного въ комнатѣ. Къ концу завтрака онъ находился въ плохо скрываемомъ возбужденномъ состояній, причиной котораго, очевидно, являлись крики пумы, подвергнутой вивисекціи; онъ сообщилъ мнѣ часть своего удивительнаго отсутствія мужества; такимъ образомъ мнѣ пришлось самому успокаивать себя.