Герберт Уэллс - Первые люди на Луне (пер. Толстой)

Но Кавор воспротивился.

— Мы можем сейчас с ними объясниться; они, быть может, воображают, что мы какая-нибудь новая порода животных, новый сорт лунных чудовищ, чего доброго. Нужно показать им, что мы разумные существа и интересуемся окружающим.

Кавор отрицательно покачал головой.

— Нет, нет, — говорил он, — мой не пойдет одна минута. Мой смотрит на него.

— Нет ли какой геометрической теоремы, которую вы могли бы привести по этому поводу? — спросил я Кавора, когда селениты скова остановились,

— Может, о параболе, — начал он, но вдруг пронзительно вскрикнул и отпрыгнул на шесть футов. Один из стражей кольнул его копьем. Я с угрожающим жестом обернулся к копьеносцу, стоявшему позади меня. Он отступил. Это вместе с неожиданным криком и прыжком Кавора смутило селенитов. Они отступили, разглядывая нас. В течение нескольких мгновений, которые показались нам вечностью, мы стояли, возбужденные, среди нечеловеческих существ.

— Он уколол меня! — воскликнул Кавор прерывающимся от волнения голосом.

— Я видел, — отозвался я.

— Проклятые! — обратился я к селенитам. — Мы не будем этого выносить! За кого вы нас принимаете?

Я быстро посмотрел направо и налево. Издалека, в голубом сумраке пещеры, к нам бежало несколько селенитов. Они были шире и стройней, один с большой головой. Пещера казалась огромной и сливалась с темнотой. Своды как бы подгибались под тяжестью каменных глыб, державших нас взаперти. Ни одного выхода из этого подземелья. Вокруг — неизвестность, и эти безобразные существа с копьями и щупальцами и два беззащитных человека!

Эта неприятная пауза длилась не более мгновения. Скоро и мы и селениты одумались. Я понял, что бежать нам некуда: нас окружат и убьют. Невероятное легкомыслие нашего появления здесь предстало предо мной в виде огромного мрачного упрека. Зачем пустился я в это безумное нечеловеческое предприятие?

Кавор подошел и положил руку на мое плечо. Его бледное перепуганное лицо казалось мертвенным в голубом свете.

— Ничего не поделаешь, — проговорил он. — Вышло недоразумение. Они нас не поняли. Приходится повиноваться.

Я взглянул на него и затем на новых селенитов, прибывших на помощь к товарищам.

— Ах, если бы у меня руки были свободны!

— Это бесполезно, — вздохнул он.

— Неправда.

— Пойдемте же.

Он повернулся и пошел туда, куда нас вели. Я последовал за ним, стараясь казаться покорным и ощупывая кандалы на руках. Кровь во мне кипела. Я ничего больше не видел в этой пещере, хотя протекло, вероятно, немало времени, пока мы прошли ее. А если что и видел, то позабыл. Мое внимание было сосредоточено на цепях и на селенитах, в особенности на вооруженных. Сначала они шли параллельно с нами и на почтительном расстоянии, но потом к ним присоединилось еще трое стражей, и они подступали ближе, на расстоянии руки от нас. Я бесился как пришпориваемая лошадь, когда они к нам подступали. Маленький, толстенький селенит шагал справа от меня, но потом снова пошел вперед.

Как отчетливо отпечатлелась у меня в мозгу картина этого шествия: затылок понуренной головы Кавора, как раз против моего лица, его опустившиеся усталые плечи, безобразное, ежеминутно оглядывающееся лицо проводника; конвойные со всех сторон, настороже, с разинутыми ртами, — все в голубом свете. Припоминаю еще одну подробность, помимо чисто личных обстоятельств, — желоб на дне пещеры, по бокам скалистой дороги, по которой мы ступали; желоб этот был наполнен тем же светящимся голубым веществом, которое вытекало из огромной машины. Я шел близко и заметил, что от него не исходило ни малейшего тепла; оно только ярко светилось, но не было ни теплее, ни холоднее всего остального в пещере.

Кланг, кланг, кланг…

Мы очутились под стучавшими рычагами другой огромной машины; наконец дошли до широкого туннеля, где гулко отдавалось шлепание наших необутых ног.

Только справа светилась в темноте тонкая голубая полоска. Гигантские уродливые тени двигались за нами по неровной стене и сводам туннеля. Иногда в стенах сверкали кристаллы, похожие на драгоценные камни; туннель то превращался в сталактитовую пещеру, то разветвлялся в узкие ходы, пропадавшие во мраке.

Мы долго шли по этому туннелю. Тихо журчала голубая светлая струя, и наши шаги отдавались эхом, похожим на плеск. Я думал о цепях. А что, если повернуть цепь и попытаться ее сбросить?..

Но если я попытаюсь сделать это, то они заметят, что я высвобождаю руку. Что они тогда сделают со мной?