Ганс Доминик - Лучи смерти

— Конечно! Ежедневно, ежечасно могут раздаться первые выстрелы. Поэтому аппарат должен быть готов как можно скорее. Мы отдохнули. Ничто не мешает нам тотчас же взяться за работу.

Сильвестр молчал. Противоречивые чувства боролись в нем. Он представлял себе Яну в руках Глоссина, поля битвы, покрытые убитыми и ранеными… Совесть и честь заставили его принести свою любовь в жертву.

— Но… — На его лице отражалось возбуждение… — Но откуда в тебе эта уверенность, что война разразится в ближайшее время? Ты основываешься только на предположениях.

Эрик Трувор молча указал на индуса.

— Ты, Атма? Ты сказал это?

— Я сказал то, что видел в тихие ночи, когда вы работали. Я видел блестящие мечи в руках врагов.

Сильвестр склонил голову и отвернулся, чтобы скрыть свое волнение. Индус обвил рукой его плечи.

— Война не начнется, пока не умрет луна. Когда я прошлой ночью бодрствовал возле тебя, я увидел, как мечи были вложены в ножны, но руки остались на рукоятках.

— Что ты говоришь, Атма? Война отложена?

Эрик Трувор ближе подошел к индусу. В руках у него были бумажные полосы полученных телеграмм.

— Отложена! Это объясняет изменившийся тон этих телеграмм.

— Отложена, пока не возродится луна. У нас есть время исполнить и твою волю, и желание Сильвестра.

Эрик Трувор покорился.

Помощь Сильвестра нужна была ему еще в течение двух суток, чтобы подготовить части новой машины и потом самому составить их.

Напрасно Сильвестр пытался бороться с этим приказом. Атма стал на сторону Эрика.

— Два дня и две ночи, Сильвестр. После этого мы найдем девушку.

Со вздохом сдался Сильвестр. Снова закипела работа. Сталь и медь выливались в новые формы, и в течение сорока восьми часов были готовы части будущего нового лучеиспускателя.

Доктор Глоссин сидел в здании английского адмиралтейства перед пухлой запыленной папкой и перелистывал страницу за страницей.

Перед ним, на пожелтевшей бумаге, лежало, написанное его собственной рукой, короткое сообщение, которым он когда-то обратил внимание английского окружного комиссара на Гергарта Бурсфельда. Письмецо нашло дорогу к туманным берегам Темзы и сделало свое дело. Об этом говорили остальные бумаги.

Вот донесение другого окружного комиссара главному комиссару о похищении инженера Бурсфельда разбойничьей бандой туземцев. Сообщение о том, что войска подняты на ноги. Экспедиция, снаряженная для освобождения пленника. Рядом с этим сообщение о том, что дача Бурсфельда при его похищении сгорела. Сведения о том, что Бурсфельд находится на борту маленького крейсера «Алкион», о невозможности найти его жену и ребенка. Вплоть до сих пор сведения могли быть помещены в любой газете, английское правительство играло роль освободителя и ничто не выдавало, что похищение было совершено по заказу. Потом они стали серьезнее и уже не годились для огласки.

Перемещение Бурсфельда в Тоуэр. Первый допрос по поводу его открытия. Его отказ что либо сказать. Допросы, повторяющиеся в течение ближайших четырех недель. Все те же отрицательные ответы.

А вот и последняя бумага в папке. Сообщение о том, что Гергарт Бурсфельд на пятой неделе своего заключения был найден мертвым на кровати. Врач констатировал паралич сердца.

Доктор Глоссин свободно вздохнул. Тридцатилетняя тяжесть свалилась с его души. Гергарт Бурсфельд умер, и английское правительство ничего не узнало о его тайне. Доктор Глоссин воскресил в своих воспоминаниях то немногое, что ему тогда удалось узнать от друга — утверждение теоретической возможности передать в любое место энергию, выявившуюся в другом. Небольшая попытка, при которой взорвался динамитный патрон, находившийся в пятистах метрах расстояния, когда Бурсфельд маленьким аппаратом проделал несколько маневров. Упорный отказ друга сказать что-либо еще.

Слова «передача энергии», долбили его мозг. Гергарт Бурсфельд употреблял эти слова. Он знал тайну, обеспечивающую владеющему ею государству мировое господство. При помощи этого средства можно было издали взорвать любой склад взрывчатых веществ, вызвать взрыв патрона в ружье отдельного солдата или же в гигантских пушках морской стражи.

Папка заканчивалась большим желтым конвертом. Он содержал те немногие бумаги, какие были найдены при покойнике. Его паспорт, и маленькую записную книжку с карандашными заметками. С дрожью поглядел доктор Глоссин на хорошо знакомый почерк. Короткие заметки о тогдашней службы в Месопотамии. Отрывочные слова о похищении и увозе. Потом трагедия в Тоуэре. Чистая бумага кончилась, и Гергарт Бурсфельд нацарапал последние сообщения по-немецки между печатными строками календаря. Таким образом они, вероятно, ускользнули от бдительности его сторожей.