Роберт ШЕКЛИ — Координаты чудес

(Гражданин Дрейстер, возраст 43 года, занятие — продавец обуви. Стройный, кроткий, моложавый.)

— Да, сэр. У нас с Мирой три ребенка школьного возраста. Все мальчики.

— Вы не могли бы рассказать, из чего складывается их образование?

— Они учатся писать, читать, быть честными гражданами и уже приступили к изучению своих профессий. Старший пойдет по семейной линии — обувь. Двое других — по бакалее и розничной торговле, как заведено в семье у жены. Кроме того, они узнают, как обретать и сохранять статус. Этому учат в открытых классах.

— А есть и другие?

— Ну, естественно, закрытые. Их посещает каждый ребенок.

— И чем там занимаются?

— Не знаю. Я же сказал — они закрытые.

— Ребята никогда не рассказывают об этих классах?

— Нет. Они говорят обо всем на свете, но не о них.

— А вы не представляете, что происходит в закрытых классах?

— К сожалению, нет. Может быть — заметьте, это только предположение,— в них преподают религию. Но лучше спросить у учителя.

— Благодарю вас, сэр. Как вы определите свой статус?

— Средний средний класс, без сомнения.

(Гражданка Мэриджейн Морган, возраст 51 год, занятие — школьная учительница. Высокая костлявая женщина.)

— Да, сэр, вот и все, что входит в обязательную программу в нашей маленькой Бежевой школе.

— Кроме закрытых классов.

— Простите?

— Вы не упомянули закрытые классы.

— Боюсь, что не могу это сделать.

— Почему же, гражданка Морган?

— Это что, вопрос с подвохом? Всем известно, что учителей не впускают в закрытые классы.

— Кого же тогда впускают?

— Детей, конечно.

— Но кто их учит?

— Об этом заботится правительство.

— Естественно. Но кто конкретно ведет занятия?

— Не имею понятия, сэр. Меня это не касается. Закрытые классы — древнее и уважаемое учреждение. Возможно, они связаны с религией. В любом случае не мое это, дело. И не ваше, молодой человек, будь вы хоть трижды опросчик.

— Благодарю вас, гражданка Морган.

(Гражданин Эдгар Ниф, возраст 107 лет, занятие — отставной военный. Высокий, сутулый мужчина с острыми ледяными глазами.)

— Пожалуйста, немного громче. Что вы сказали?

— О вооруженных силах. Я спрашивал...

— Теперь вспомнил. Да, молодой человек, я был полковником Двадцать первой Североамериканской Космической Группы, регулярной части Земных Вооруженных Сил.

— Вы вышли в отставку?

— Нет, служба оставила меня.

— Простите, сэр?

— Вы правильно расслышали, молодой человек. Это произошло шестьдесят три года назад. Вооруженные Силы были распущены, за исключением полиции, которая не в счет.

— Почему?

— Не с кем стало сражаться. Во всяком случае, так нам объяснили. Глупость несусветная, вот что я вам скажу.

— Почему, сэр?

— Старым солдатам известно: никогда невозможно предсказать, откуда появится враг. Он может появиться и сейчас. И что тогда?

— А заново сформировать армию?

— Хорошо бы! Но нынешнее поколение не знает, что такое служба. И командиров не осталось, кроме таких старых ослов, как я. На создание боеспособной армии с толковым руководством уйдут годы.

— А пока что Земля совершенно беззащитна перед вторжением?

— Да. Есть полицейские соединения, но я самым серьезным образом сомневаюсь в их надежности, если пойдет пальба.

— Не могли бы вы рассказать мне о полиции?

— Ничего о ней не знаю. Меня никогда не волновали вопросы невоенного характера.

— Но вполне возможно, что полиция взяла на себя функции армии, не так ли? Что она представляет собой значительное и дисциплинированное полувоенное формирование?

— Возможно, сэр. Все возможно.

(Гражданин Мартин Хоннерс, возраст 31 год, занятие —-глаголизатор. Худой вялый мужчина с честным мальчишеским лицом и гладкими пшеничными волосами.)

— Вы глаголизатор, гражданин Хоннерс?

— Да, сэр. Хотя, пожалуй, больше подойдет слово «автор», если не возражаете.

— Конечно. Гражданин Хоннерс, вы сотрудничаете с каким-нибудь из периодических изданий, которые, я видел, продают за стойками?

— О нет! Там подвизаются некомпетентные бездари, которые пишут для сомнительной услады низшего среднего класса. Все рассказы, да будет вам известно, составляются строка за строкой из произведений популярных писателей двадцатого и двадцать первого веков. Эти бумагомаратели просто меняют прилагательные и наречия. Изредка кто-нибудь заменит глагол или даже существительное. Но, повторяю, очень редко. Издатели этих журнальчиков крайне отрицательно относятся к любым нововведениям.