Джон Толкиен: Возвращение Бьортнота, сына Бьортхельма

жадность чужда чернецам элийским!

Телега скрипит и качается. Стучат копыта. Молчание. Вдали появляются огоньки. Из телеги доносится голос Тортхелъма; он в полудреме.

Тортхельм.

Во тьме ночи теплятся свечи,

но гулок хор под холодным сводом:

то панихиду об упокоеньи

души усопшего служат в Эли.

Века проходят и поколенья,

рыдают жены, растут курганы,

и день сменяется днем, и пыли

все толще слой на старом надгробье,

крошится камень, род угасает,

и гаснут искры горящих жизней,

едва успев над костром вспыхнуть.

Так мир меркнет; встает ветер,

и гаснут свечи, и ночь стынет.

Пока он говорит, огоньки постепенно меркнут. Голос Тортхельма становится громче, но это по-прежнему голос человека, который говорит во сне.

Тьма! Везде - тьма, и рок настиг нас!

Ужели свет сгинул? Зажгите свечи,

огонь раздуйте! Но что там? Пламя

горит в камине, и свет в окнах;

сходятся люди из тьмы туманов,

из мрака ночи, где ждет гибель.

Чу! Слышу пенье в сумрачном зале:

слова суровы, и хор слажен.

Воля, будь строже, знамя, рей выше,

Сердце, мужайся - пусть силы сякнут:

Дух не сробеет, душа не дрогнет

пусть рок настигнет и тьма наступит!

Телега с грохотом подпрыгивает на ухабе.

Ну и толчок, Тида! Растряс все кости

М сон стряхнул. До чего же зябко,

и темнота - ничего не видно.

Тидвальд.

Встряска, вестимо, сну не на пользу.

Вот спросонок и знобче... Странный

сон тебе снился, Тортхельм! О ветре

ты бормотал, о судьбе и роке,

дескать, тьма этот мир поглотит,

гордые, безумные речи:

так бы мог сказать и язычник!

Я не согласен с ними! До утра

далеко, но огней не видно:

всюду мгла и смерть, как и прежде.

Утро же будет подобно многим

утрам: труд и потери ждут нас,

битвы и будни, борьба и скорби,

пока не прейдет лицо мира.

Телега грохочет и подпрыгивает на камнях.

Эк, подбросило! Что за притча!

Дурны дороги, и нет покоя

добрым англам в дни Этельреда!

Грохот телеги затихает вдали. Наступает тишина. Издали доносится пение; постепенно оно становится все громче и громче. Вскоре можно уже различить и слова, хотя голоса еще далеко.

Dirige, Domine, in conspectu tuo viam meam.

Introibo in domum tuam: adorabo ad templum

sanctum tuum in timore tuo.

Голос в темноте.

Печальны песни чернецов из Эли.

Греби и слушай. Чу! Опять запели.

Пение становится громким и ясным. Через сцену проходят монахи со свечами в руках; они несут погребальный одр.

Dirige, Domine, in conspectu tuo viam meam.

Introibo in domum tuam: adorabo ad templum

sanctum tuum in timore tuo.

Domine, deduc me in institutia tua: propter inimicos

meos dirige in conspectu tuo viam meam.

Gloria Patri et Filio et Spiritui Sancto: sicut erat

in principio et nunc et semper et in saecula

saeculorum.

Dirige, Domine, in conspectu tuo viam meam[7] .

Монахи медленно уходят. Пение постепенно смолкает.

[1] Переводчик опирался на произношение автора (фонограмма, запись 1975 г., С. Allen Unwin Publishers). В переводе В. Тихомирова "Битвы при Мэлдоне" ("Древнеанглийская поэзия". М., 1982) - Бюрхтнот (прим. перев.).

[2] По некоторым оценкам, 6 футов и 9 дюймов. Эти оценки основаны на измерении длины и объема его костей, покоящихся в могиле в Эли, произведенном в 1769 г.

[3] То, что Олаф Триггвасон сам участвовал в битве при Мэлдоне, в настоящее время подвергается сомнению. Но англичане хорошо знали его имя. Он уже бывал в Британии, и достоверно известно, что в 994 г. он туда вернулся.

[4] Согласно мнению Э. Д. Лаборда. которое считается сегодня общепринятым. Дамба или "брод" между Норти и берегом сохранилась до сих пор. (В данном переводе принято "брод", как и в переводе "Битвы при Мэлдоне" В. Тихомирова. - Прим. перев.).

[5] В пер. В. Тихомирова - Бюрхтвольд (прим. перев.).

[6] В пер. В. Тихомирова:

Сердцем мужайтесь,

доблестью укрепитесь,

силы иссякли

духом крепитесь...

(Прим. перев.).

[7] "Настави меня. Господи, в пути Твоем. Вниду в дом Твой; поклонюся храму святому Твоему в страхе Твоем. Господи, настави меня в правде Твоей; избави меня от врагов моих. Слава Отцу, и Сыну, и Святому Духу, и ныне, и присно, и во веки веков, аминь". (Из латинской службы по усопшим; эти строки представляют собой цитаты из разных псалмов. - Прим. перев.)

Дж. Р. Р. Толкин

OFERMOD[1]

Эта пьеса, по объему несколько пре-вышающая давший толчок к ее созданию отрывок из древнеанглийской поэмы, за-думана была как пьеса в стихах и судить ее следует именно как стихи[2]. Но для того, чтобы оправдать свое место в "Очерках и Исследованиях"[3], она, как я предполагаю, должна по крайней мере подразумевать какое-то суждение о фор-ме и содержании древнеанглийской по-эмы (а также о ее критиках).