Борис Фортунатов - Всемирный следопыт, 1929 № 11

Стало тихо, словно никого и не было в лесу. Только ветер, налетая порывами со стороны сечи, гудел в вершинах деревьев, да молодая белочка раздраженно цокала, высовываясь из-за ствола поднимавшейся за полянкой одинокой полусухой сосны. С холодным ярким светом, прорывавшимся сквозь листву, и с возбуждающей свежестью сентябрьского утра в сердце вливалась беспокойная радость ранней осени.

Постояв несколько минут на краю сечи, лесничий медленно обернулся назад, долгим ощупывающим взглядом провел по дубам, поднимавшимся вдоль опушки, и направился к кучке охотников. Суровое лицо его казалось как-то все посветлело, резкие тени легли под глазами от опустившихся бровей, и не было уже ни вызова ни оскорбления в том, что он прошел мимо, почти задев плечом и в то же время не видя Згержа. Потом лесничий взял бомбарду из рук ближайшего гайдука и отдал приказание тихо и отчетливо:

— Слушать, хлопцы! Ян, взлезь на сухой дуб, вон там на опушке, и сиди, пока не услышишь лая собак. Остальные за мною молча. Когда тур вырвется из чащи, стрелять в упор. Целить в грудь или под лопатку. Затем не зевай и прыгай на сук.

Он направился вдоль опушки, расставляя стрелков у толстых корявых деревьев шагах в ста от окраины леса, потом вернулся назад, молча взглянул на бледное лицо врача, жестко улыбнулся и также молча прошел к разбитому грозой дуплистому дубу, одиноко поднимавшему изуродованную вершину близ самого края сечи.

Конюх, взяв под уздцы обеих лошадей, направился с ними назад по только что пройденному пути и вскоре исчез за зеленой стеной подстилавших лес кустов орешника.

Наступила мертвая, давящая тишина.

Пан Згерж почувствовал, что недавняя волна радостной отваги куда-то схлынула, сменившись беспокойной гнетущей жутью. Впереди, на опушке, просвечивало бледное, затянувшееся дымкой небо. Справа и слева серые фигуры охотников казались бесформенными наростами на бугристой коре деревьев.

Затем вдруг вдали зазвенел яростный лай собак. Он донесся откуда-то с левой стороны сечи и круто повернул вправо, мимо вдавшегося в сечу языка старого леса. Затем короткий замирающий визг тревожно, как ножом, разрезал дружный рев стаи, и гон резко оборвался, сменившись испуганным нестройным тявканьем. Однако через минуту голоса снова слились в один общий, надрывающийся вопль, и гон начал стремительно приближаться по направлению к охотникам.

Тяжелым комком бросилось в сторону и замерло сердце. Потом словно самое время остановилось и до просвета между двумя деревьями сузился широкий мир. Тесно прильнув всем телом к стволу дуба и выставив сбоку лишь голову, пан Згерж видел перед собой только эту светлую дыру между уходящими в высь мшистыми колоннами.

Так велико было ожидание зверя почему-то именно здесь, в этой точке лесной опушки, что непонятным показался выстрел, гулко и тяжко прогремевший слева. А еще через мгновение гигантская черная масса пронеслась в расстоянии полусотни шагов и исчезла в облаке дыма, с грохотом метнувшегося оттуда, где только что стоял лесничий. Следом нестройной массой высыпали собаки и с разбегу вплотную налетели на тура, бешено катавшего по земле разряженную бомбарду.

Огромное тело зверя с неожиданной для него, легкостью и быстротой волчком повернулось в сторону нового врага, и одну бесконечно долгую секунду все застыло видением неправдоподобного жуткого сна.

Пан Кричевский, нелепо изогнувшись, сидел на суку почти над головой тура. Пола разорванного кунтуша длинным лохмотом спускалась за его спиной. Окровавленные рога зверя наклонились до самой земли, на мгновение неподвижно замерло упруго изогнувшееся тело…

А дальнейшее произошло слишком быстро, чтобы можно было что-либо разобрать.

Гигантская черная тень вихрем мелькнула, какое-то пестрое пятно с жалобным, сразу умолкшим визгом взметнулось над вершинами кустов… и стало пусто, словно ничего и не произошло здесь нисколько секунд назад.

Пан Кричевский перегнулся через сук, тяжело спрыгнул вниз и, не удержавшись на ногах, упал, ободрав лоб о выступающий корень. В следующее мгновение он уже стоял на ногах, размазывая кровь по лицу, потом схватил изломанную зверем бомбарду, снова бросил ее, со злобой оборвал и кинул под ноги болтавшуюся сбоку половину кунтуша и вдруг сломя голову кинулся к опушке сечи.