Петр Оленин-Волгарь: Всемирный следопыт, 1930 № 01

— Ипа-а-тьев! — раздался откуда-то далекий окрик. Я встал и начал оглядываться по сторонам. Вижу, с покатого холма медленно спускается Чурин, прихрамывая на левую ногу. Пошел навстречу и прыснул со смеху, взглянув на его лицо, на котором расползались грязные кирпично красные полосы, словно у клоуна в цирке.

— Тебе смешно, машинная затычка! — огрызнулся Чурин. — Побывал бы сам в моей шкуре, а не посылал меня вместо себя на эту чортову охоту.

Он сердито отшвырнул ружье, пошел к берегу и принялся за мытье своей одежды, с которой потекла мутная красноватая вода. Затем выкупался и, успокоившись, рассказал мне о своих приключениях. Охотники его скоро отшили, и он забрел в какое-то боковое ущелье, где земля отливала кирпично красным цветом. Почва крошилась под ногами и поднималась сухой удушливой пылью при малейшем порыве ветра. А тут еще норы на каждом шагу стали попадаться. В одну из них провалился и чуть не вывихнул ногу.

— Вот и все мои охотничьи развлечения, — закончил он. — Ну, а теперь твоя очередь. Зачем тебе понадобилось всучить мне ружье? Впрочем, обожди чуточку. Пить и есть досмерти хочется. Захвати-ка этот бочонок с водой, а я что-нибудь у кока выпрошу.

Скоро мы уютно сидели в сторонке от остальных на «диванчике», то-есть на причудливо выдолбленном большом сером камне, который прочно держался на одной узенькой ножке. И пока Чурин уписывал за обе щеки мясо, хлеб и картошку, я обстоятельно рассказывал о моем собственном приключении, а когда кончил, то он обалдело смотрел на меня.

— Послушай. Да что же это такое? — хрипло выдавил он из себя. — Да этих подлецов сейчас же под ноготь! Разом пойдем к нашему комиссару, и он им пропишет такую ижицу…

Я прервал его бурную речь и начал доказывать, что пока никого в это дело посвящать нельзя.

— И не смотри на меня, — продолжал я, — как баран на новые ворота. Допустим, что комиссар мне поверит, несмотря на вымышленную историю с котлом, не подумает, что я из мести хочу оговорить капитана. Какой же толк отсюда выйдет? Ты не хуже меня знаешь комиссара. Он маску носить не может. У него что на уме, то и на языке. И получится, что мы наши карты раскроем, а их игры так и не узнаем. Разве мы знаем, например, где и как хотят утопить «Кронштадт»? Кто остальные участники этой гнусной игры? Ведь капитан говорил о четверых. Необходимы доказательства заговора. Нельзя же основываться только на подслушанном разговоре. Нужно добывать новые факты, узнать весь их план целиком.

Тем временем с разных сторон наша команда маленькими группами подтягивалась к стоянке. Вот показались рыболовы, а за ними и охотники, которых встретили оглушительным хохотом. Все они вернулись «пустыми», и у всех были дико расписанные кирпичными полосами лица.

Часом позже все сидели за «береговым» обедом и весело галдели, так как «дали рыбкам немного поплавать». Пошли разговоры, воспоминания, и кончили под вечер хоровыми песнями. Наконец пора было и на пароход отправляться. То ли стало тише к вечеру у рифов, то ли сказалось маленькое возлияние за обедом— только мы не пережили и половины прежних страхов, легко и быстро одолев тройной барьер.

Должны были сняться с якоря на следующее утро; утром ждали, что тронемся в полдень, но опять вышла какая-то заминка в машине. Команда тоскливо слонялась без дела; многие завалились спать. Прилег и я вздремнуть вместе с Чуриным. Мы занимали с ним одну из пустующих пассажирских кают. Но скоро раздался стук в дверь. Меня звали к капитану.

— Вы уже третьи сутки без дела слоняетесь, Ипатьев, — заявил он. — Так вот вам поручение. Я позабыл на берегу, у нашего привала свое ружье и судовой бинокль. Сегодня вечером мы снимаемся с якоря, и я поручил Трофимычу провести к берегу наш тузик. Он легко проскочит через рифы. Вот и отправляйтесь вместе с ним, да поскорее возвращайтесь.

Я с трудом подавил готовую показаться на лице тревогу и быстро пошел в свою каюту. Положил в карман браунинг, который казался в брюках простым портсигаром, и поделился с Чуриным своими подозрениями. Крепко пожал ему руку и убедительно просил ничего не предпринимать до моего возвращения.

Одного взгляда на боцмана было достаточно, чтобы обострить мою подозрительность. Его бледное лицо словно застыло в злобной судороге, а в красноватых воспаленных глазах пробегал какой-то дикий огонек. Я взялся за весла, а Трофимыч за руль. Минут десять я молча греб. Вдруг боцман порывисто встал, поднял крышку с кормового ящика, вытащил оттуда бутылку рома и опрокинул ее кверху донышком. «Да Трофимыч просто нализался», — подумал я с облегчением. Однако он мог хлебнуть и для храбрости, чтобы на что-то решиться в нужный момент. Надо держать ухо востро, чтобы не попасть впросак.