Петр Оленин-Волгарь: Всемирный следопыт, 1930 № 01

— Суши весла! — заорал боцман, и в тот же миг пенистая масса, ударив в корму, покрыла нас облаком брызг. Бот так стремительно ринулся вперед, что не успела еще иссякнуть сила волны, как мы очутились уже перед вторым барьером. В этот момент навалилась другая волна, высоко взметнула корму, прокатилась под нами и разорвалась за нашей спиной. И снова мы налегли на весла. Мы успели проскочить через второй риф до следующего вала, а наступившее затишье позволило нам быстро прорваться и через третий барьер.

Мы были всего в десяти шагах от берега, когда по команде боцмана бросили весла и поскакали за борт. Я должен был тащить к берегу фалинь, а другие ухватились за планшир и изо всех сил старались удержать бот на месте, чтобы его не смыло обратной волной к рифу. Новая волна так ударила в корму, что все мы с ботом разом очутились на берегу, где и принялись отфыркиваться и отплевываться.

— Ну, спасибо, Трофимыч, что в целости доставил нас на берег, — сходя с бота, говорил капитан. — Такой бы удачи нам теперь на охоте.

Произнесенное капитаном слово «охота» заставило меня призадуматься и принять определенное решение. И пока разгружали бот, я отвел в сторону Чурина и сказал ему:

— Ты еще ни разу в жизни не охотился, Митя, а потому просил меня одолжить тебе ружье. Я согласился и вот захватил с собою удочки. Все об'ясню потом, а тетерь забирай мое ружье и уходи без всяких расспросов.

Чурин сначала уставился в меня ошалелыми глазами, но затем понял по моему лицу и голосу, что дело серьезное, направился к боту, взял мое ружье и с веселым видом присоединился к группе осматривавших и заряжавших ружья охотников.

— Ипатьев! — крикнул комиссар. — Чего ты мямлишь? У меня пятки горят, а ты все еще на месте топчешься.

— Да у меня, товарищ комиссар, ружье Чурин вымолил, а я разбираюсь вот в удочках, чтобы хоть рыбной ловлей заняться.

— Так нас можно поздравить с новым охотником, — рассмеялся капитан, но в этот миг я уловил брошенный искоса взгляд, который убедил меня, что на охоте я мог превратиться в дичь. А с Чуриным «несчастного случая» не произойдет. На этот раз я опередил быстрого на выдумки капитана.

Высадились еще две партии, и на пароходе остались всего пять страдальцев, обреченных на вахту или осмотр машин. Молчаливый берег оживился. Одни отправились вместе с охотниками вглубь острова, другие начали купаться, третьи суетились у разведенных костров, помогая коку.

Я же со своими удочками направился к находившемуся за разбитым судном спокойному заливчику, где решил сначала выкупаться, а затем порыбачить. Меня не покидали тревожные мысли о создавшемся положении. Если удачно вывернулся на этот раз, то получил лишь некоторую отсрочку. Откуда ждать мне нового удара, нового предательского нападения из-за угла?..

Погруженный в эти нерадостные думы, я не заметил, как подошел вплотную к заливчику. Разделся, понежился на горячем песке, выкупался и принялся за рыбную ловлю. Тут уж мне некогда было раздумывать о своем положении. Начался такой бешеный клев, что я справлялся только с одной удочкой. Грузило с крючком не успевало доходить до дна, как за проволочную леску сильно дергало, и я с торжеством выбрасывал на берег одну крупную рыбу за другой. Я весь отдался рыболовной страсти.

Вскоре выкопанная мною на берегу яма оказалась до краев набитой разноцветной рыбой. Захватив удочки и самых крупных рыб, я пошел к месту нашей стоянки. Тотчас, же освободили один из котлов для ухи. Все мои рыбы оказались съедобными.

Солнце начало так сильно припекать, что я разлегся на песке под узенькой тенью бота. Невольно я загляделся на изжеванное бурей погибшее судно. Его высокая корма так мало пострадала, что в ней кое-где даже стекла в каютных люках уцелели. Зато в носовой части дыбом торчали голые зазубренные балки; судно походило на скелет. Бакланы уже давно облюбовали разбитый корабль: снизу доверху он был покрыт пометом и ослепительно белел на солнце.

Я представил себе последние минуты этого парусника. Море еще спокойно, но на востоке появилось маленькое зловещее пятнышко. Затем команда услышала тихий ропот. Это за горизонтом прятались и глухо ворчали ураганы. Небо заволакивается тяжелыми свинцовыми тучами. Темнеет. Полдень разом сменяется ночью. Шум растет. Налетают вихри. Тучи разрываются и грохочут, прорезанные пучками молний. Вверху — огненный дождь, а внизу — горящие волны. Белесоватая мгла полна отчаянных воплей. И вдруг неистовый ветер припадает невидимой пастью к океану и начинает его сосать: вода поднимается, нарост пухнет и вытягивается, пока не образуется смерч. Ураган мечется, свистит, ревет. Корабль — эта ничтожная щепка в дикой пляске стихий — несется прямо на рифы. Команда бросает якорь, чтобы задержать стремительный бег судна, но оно и кормой продолжает нестись к гибельному берегу. Обреченное судно кусает ветер, исступленно хлещут валы, и наконец беснующиеся рифы распарывают его днище с хищным сладострастием…