Лоис Буджолд - Осколки чести. Барраяр

— Да. Ты заметил, что после последней операции он стал меньше болтать? Сначала я обрадовалась… Но тебе не кажется, что он становится немым? Я даже не знала, что тот морозильный элемент можно разобрать. Немой инженер…

— Мне кажется… э-э… двигательные и речевые способности в конце концов уравновесятся. Если он останется жив.

— Нас, взрослых, так много, а он один. Казалось бы, мы должны за ним поспевать. Почему же у меня такое чувство, что на его стороне численное превосходство и мы окружены? — Они поднялись на вершину холма. Внизу, в ложбине, виднелся конный завод графа Петера — пять зданий, выкрашенных красным, огороженные загоны, пастбища, засеянные сочной травой, вывезенной со Старой Земли. Сержант Ботари опередил их — он уже выходил из одного здания, направляясь в другое. До них донесся его зычный крик, чуть приглушенный расстоянием:

— Лорд Майлз?!

— О Боже, только бы он не вспугнул лошадей, — сказала Корделия. — Надеюсь, на этот раз обойдется без скандала — хотя бы потому, что Майлз наконец ходит.

— Вчера за ужином он был предельно вежлив, — с надеждой заметил Эйрел.

— Вчера за ужином я вела себя вежливо, — пожала плечами Корделия. — А он чуть ли не обвинил меня в том, что я морю голодом твоего сына, и поэтому, мол, он так и останется карликом. Я что, виновата, что мальчишка предпочитает ковыряться в тарелке? А пичкать его гормоном роста я все-таки побаиваюсь. Вааген настолько туманно высказался относительно того, как это может повлиять на прочность костей…

Эйрел грустно улыбнулся.

— По-моему, диалог с горошинами, подбиравшимися к рогалику, чтобы взять его в осаду и заставить сдаться, был просто гениальным. Так и видишь их императорскими солдатиками в зеленых мундирах.

— Да, а от тебя вообще помощи никакой, сидел и смеялся, вместо того, чтобы заставить его есть, как положено отцу.

— Я не смеялся.

— У тебя глаза смеялись. И он это видел. Веревки из тебя вьет.

Около конюшен пахло лошадьми и, увы, неизбежными побочными продуктами. Ботари виновато взмахнул рукой.

— Я только что видел Элен. Велел ей слезть с сеновала. Она сказала, что лорда Майлза там нет, но он где-то поблизости. Извините, миледи: когда он сказал, что пойдет посмотреть на животных, я не понял, что он хочет сделать это немедленно. Уверен, я найду его через пару минут.

— Я надеялась, что его светлость сам поведет нас на экскурсию, — вздохнула Корделия.

— А мне казалось, ты не любишь лошадей, — заметил Эйрел.

— Терпеть не могу. Но я думала, это заставит старика говорить с Майлзом как с человеком, а не смотреть поверх него, словно это фикус в горшке. Майлз так перевозбужден из-за этих идиотских зверюг… Пойдем отсюда. Здесь все такое… петеровское.

«Архаичное, опасное, непредсказуемое».

Легок на помине, граф Петер тут же вышел из старинного каменного здания, где хранилась упряжь, сворачивая на ходу какую-то веревку.

— А, вот вы где, — бросил он без всякого выражения, но достаточно охотно присоединился к ним. — Не думаю, чтоб вам очень хотелось посмотреть на новую кобылку.

Голос графа звучал так ровно, что Корделия не могла определить, что он хочет услышать: «да» или «нет». Все же она решила не упускать возможность:

— Уверена, Майлз будет просто в восторге.

— М-м.

Она повернулась к Ботари:

— Почему бы вам…

Но Ботари в ужасе смотрел куда-то мимо нее. Она стремительно повернулась.

Один из самых крупных жеребцов Петера — настоящее чудовище, — без седла и без поводьев, выходил из сарая. К его холке, как репей, прилип крошечный темноволосый мальчуган. Он вцепился в гриву, и его заостренное личико сияло от смеси восторга и ужаса. Корделия чуть не упала в обморок.

— Мой привозной жеребец! — в ужасе возопил граф.

Чисто рефлекторно Ботари выхватил из кобуры парализатор — и замер, не зная, куда целиться. Если лошадь упадет и придавит маленького наездника…

— Смотрите, сержант! — раздался радостный голосок Майлза. — Я выше вас!

Ботари кинулся к нему. Лошадь испуганно всхрапнула и перешла на галоп.

— …и бегаю быстрее! — донеслись до них слова, разбиваемые глухим стуком копыт. Лошадь скрылась за конюшней.

Четверо взрослых бросились следом. Криков больше не было слышно, но когда они вылетели из-за угла, Майлз лежал на земле. Лошадь стояла поодаль и равнодушно пощипывала траву. Заметив людей, она недружелюбно фыркнула, ударила копытом и вернулась к первоначальному занятию.

Корделия упала на колени рядом с сыном, но он уже сам садился, отмахиваясь от матери. Майлз побледнел от боли, но явно ни в чем не раскаивался.