Ана Хит - Агент СиЭй-125 - до и после

Дома, в Ереване, папа жил этими письмами; он знал их наизусть, нумеровал, работал над ними, опять перечитывал, писал комментарии на полях. Как-то моя тётя (папина двоюродная сестра) написала мне, что когда бы они ни зашли к нам домой, папа сидит в кресле в центре комнаты, со всех сторон обложенный моими письмами, и так и ждёт с нетерпением (или, как любили шутить у нас дома после ляпсуса одного из футбольных комментаторов, с нестерпеньем ), пока его кто-нибудь попросит почитать последние новости. А мне, словно в унисон моим настроениям, папа писал: «В общем, живём в сплошных переживаниях, рассуждениях и построениях гипотез о тебе. Балик джан («балик» по-армянски значит деточка) , я боюсь на твоей почве сойти с ума. Состояние меняется синусоидально – то мне кажется, что всё будет в порядке, никаких сомнений не может быть, то, наоборот, начинаю представлять, что ты в настолько тяжёлом положении, что у тебя ничего не получается, ты решаешься на обратный путь, и меня бросает в отчаяние и вечную тьму. И эти состояния сменяют друг друга с завидной периодичностью и без передышки. Мама тоже страдает и время от времени беспокоится, что ты можешь не выдержать, но я её успокаиваю. Большое для нас облегчение, что мы по тебе не скучаем (в одном из своих писем домой я просила не писать мне ничего душещипательного, так как сама очень тосковала; папа чётко выполнял мою просьбу) , да и тту («тту» – по-армянски «кислое», маринад – мамино соление, которое я очень любила и которое она засолила непосредственно до моего отъезда) в этом году неудачный – сладкий, противный (маринад, как всегда, был отменный, просто очередное выполнение моей просьбы) ».

Первая неделя апреля оказалaсь переломной: три с половиной месяца неустанного поиска дали свои плоды. За одну неделю я получила четыре предложения: первое в Лос Анджелесе – из маленькой компании, занимающейся базами данных, второе в Ирвайне – из UCI (University of California, Irvine), где мне предлагали научную (postdoctoral) позицию, третье в Нью-Йорке – из начинающей компании, наиболее близкой по профилю к моей узкой специальности и четвёртое в Бостоне – из компании, занимающейся оценкой и моделированием производительности компьютерных систем с использованием искусственного интеллекта. Я оказалась перед трудным выбором: с одной стороны хотелось в Нью-Йорк, с другой стороны – научная университетская позиция гораздо больше привлекала меня и соответствовала моему нутру, с третьей же стороны – бостонская компания была гораздо более многообещающей с точки зрения разрешения моих иммиграционных проблем и профессионального роста. Пришлось изрядно поразмыслить, и сделать это мне помогли мои новые знакомые. Вместе мы решили, что самым правильным для меня будет согласиться на Бостон.

Осуществилось невероятное: компания взялась поменять мою туристическую визу на рабочую и взять меня на работу в момент, когда многие, давно проживающие в Америке люди, теряли работу! Ликовала я, ликовал папа, ликовали все мои знакомые. Не заставил себя ждать и брат. Он при первой же возможности прислал письмо, в котором предлагал учредить премию под названием: «Вся планета – мой дом!» и наградить меня ею.

Я ещё раз полетела в Бостон, подписала контракт и должна была приступить к работе, как только получу визу. Предполагалось, что это должно занять порядка восьми недель. Это были прекрасные дни, когда я просто наслаждалась жизнью, не пытаясь никому ничего доказать и не имея никаких задач, подлежащих срочному разрешению.

За это время я наткнулась на некоторые отличительные детали сугубо американской действительности. В частности, обнаружила, что в Америке можно найти соответствующий прибор или устройство абсолютно для всего. Приспособить что-то для употребления с целью, отличной от узко определённого предназначения, как это было принято у нас – такое просто не рассматривается. Для любого действия должно быть изобретено какое-нибудь весьма специализированное устройство. Можно себе представить удивление советского человека при виде двух маленьких штырей, созданных специально для держания кукурузы с двух сторон. А как насчёт ложки для кушания только грейпфрута, или устройства для отделения косточки именно авокадо, или прибора, помогающего кушать исключительно киви? Это выглядело полнейшим развратом. Ведь получи советский человек кукурузу, он, без сомнения, сразу нашёл бы, чем её держать. А грeйпфрут, авокадо и киви сами по себе были бы моментально без всяких причиндалов и без всякой жалости съедены.