Ана Хит - Агент СиЭй-125 - до и после

В понедельник утром за мной заехал, конечно же, very nice guy по имени Бум, один из тех, кто должен был меня интервьюировать. Он привёз меня в компанию, где я провела целый день, общаясь с её работниками, обсуждая, чем они занимаются, как я могу быть им полезна и как быть с моим иммиграционным статусом. Днём меня повезли в ресторан на ланч, а по окончании рабочего дня – в аэропорт. Чудесная поездка, доставившая мне кучу удовольствия, к тому же бесплатная!

Я вернулась в Лос Анджелес, и всё продолжилось своим чередом. Как только звонил телефон, кузина шутила, что вот сейчас я возьму трубку, скажу: «I greatly appreciate your interest» и опять куда-то полечу. За происходящим обычно с неизменным удивлением наблюдал вечно сидевший на диване и пьющий чай кузинин муж – добрый и красивый молодой американец. Он слушал мои разговоры на каком-то кошмарном английском и недоумевал, так как сам никогда в жизни не ездил никуда за «государственный» счёт. Компании оплачивали мой проезд, работники водили меня на обед, встречали в аэропорту и провожали. Улыбчивость и доброжелательность интервьюеров прямо-таки не знала границ. Весь этот несколько сюрреалистический в глазах советского человека процесс доставлял мне несусветную радость.

В школе я изучала немецкий, знание моего английского было ограниченным – сводилось к минимальному бытовому и профессиональному лексикону, причём с профессиональным было легче, так как за годы обучения в аспирантуре я начиталась западных журналов по специальности, да и профессия такая, что на помощь в качестве языка общения всегда может прийти язык программирования. В первое время, отправляясь на интервью, я сильно комплексовала по поводу его непрофессиональной части, но довольно скоро поняла, что зря, так как проходила она обычно примерно так:

– Hi, so nice to meet you. Thank you for coming.

– Hi, so nice to meet YOU! Thank you for having me.

– Great! Fine!

– Wonderful! Beautiful!

– Terrifc, miraculous!

– Simply unbelievable!!

И так, по нарастающей продолжалось до момента запихивания меня либо в лифт, либо в самолёт. Такая цепь восторженных эпитетов могла создать впечатление, что встреча со мной – это просто подарок для моего интервьюера, и он не понимает, как жил до этого судьбоносного момента своей жизни. Однако обычно этим всё заканчивалось, так как что-то во мне их не устраивало. Узнать, что именно, я не могла, так как больше никогда не общалась с этими людьми.

С момента прощания с папой в московском аэропорту меня не покидало интересное ощущение нереальности, ощущение того, что я оторвалась от себя, и всё это происходит не со мной, а с кем-то другим, а я только наблюдаю со стороны. Наблюдаю, как кто-то летит на очередное интервью, с кем-то встречается, что-то обсуждает на английском языке и вообще: кто-то в Америке (в разных городах и штатах! на разных побережьях! и без гроша в кармане!). И такое впечатление, что меня нет вообще или, вернее, моё обычное «я» смотрит на всё со стороны, глубоко тоскует по своим родным и трезво интересуется, что же, наконец, произойдет с той, за кем оно наблюдает. Да, настоящее «я» только тоскует и пишет письма, остальное – сон.

Всё же для работы туристический статус был большим препятствием. Уже кончался март, подходил к концу срок моей визы, а у меня пока не было никаких реальных предложений. Я подумывала, если ничего не получится, к концу срока уехать домой, так как переходить на нелегальный статус мне не хотелось. В это время в Америке было много людей, приехавших из Советского Союза по туристической визе и оставшихся. Многие из них рекомендовали мне либо попросить политическое убежище, либо выйти замуж. Политическое убежище тогда давали почти всем. Но я не могла даже подумать об этих вариантах. Как я могу просить политическое убежище, когда я провела счастливейшее детство дома и чудеснейшие годы в МГУ, которые, вдобавок, снабдили меня прекрасным бесплатным образованием? Как я могу выйти замуж не по любви? Я чётко решила (как и грозилась в посольстве), что останусь только, если законно найду работу и работодатель поменяет мой статус.

Хорошо, когда есть план! Но время поджимало, и я начинала нервничать, так как возвращаться мне не хотелось. Папа тоже нервничал, но верил, что всё образуется. В то время не было электронной почты, не было интернета, не было скайпа, не было надёжной почтовой связи; телефонная связь была дорогой и труднодоступной. Я писала домой подробнейшие письма, описывающие чуть ли не каждый мой шаг, писала как дневник, пока не найду едущего в Ереван человека, который согласится отвезти письмо. Благо, в Лос Анджелесе такие попадались часто.