Александр Редьков - Здравствуй, алкоголик! или Путь в бездну и назад

Было хуже всего, когда родители приезжали, а я испытывал двойное чувство стыда. Первое – за то, что мама сразу бросалась убирать в моём тогда уже гадюшнике, а второе – что отец мой, как и всегда, неловко, но всё же пытался наставить меня на путь истинный. К тому времени я, скотина, уже и забыл, когда называл его папой. Старик! Эти их приезды выводили меня из себя. Я работал и пил. Пил и работал. Мои работы пока ещё продавались где-то на рынках, и недостатка в деньгах я не испытывал, но меня убивала ситуация, что мой старик (прости, папа, прости!), приезжая, учил меня жить, не имея копейки в кармане. Деньги и это пойло затмили мои глаза. И вот однажды, накануне Нового года, мои родители снова приехали ко мне. Мобильных телефонов у простого люда тогда ещё не было и в помине, поэтому, как всегда, я оказался не готов к их встрече. В студии четвёртый день шла пьянка.

Кто-то уже спал, кто-то целовался, и дверь на звонок бросилась открывать полуголая девица. Мы посылали за пойлом «гонца», его давно не было, и все подумали, что пришёл именно он. Мгновенно было решено за долгое хождение высказать ему наше негодование, и девять человек, вместе со мной, быстро сняли штаны и выставили голые задницы к двери. Но в дверях вместо «гонца» стояли мои мама и папа. В студии воцарилась тишина, и в этой гробовой тишине прорезался голосочек: «К нашему мальчику снова предки приехали – сопельки ему вытирать». А мне «снесло крышу». В слепой ярости я бросился на отца, оттолкнув маму так, что она спиной ударилась о дверной косяк и сползла по стене на пол. Я бил его и бил, а когда он упал, пинал ногами в армейских ботинках в живот и голову, не разбирая, бил и бил. Вмиг отрезвевшие друзья схватили меня, повалили и крепко связали руки и ноги. Надо было ещё вставить кляп, потому что я орал: «Я убью его! Я его убью!» Меня утащили на кухню, насильно влили стакан водки, и я благополучно уснул у батареи. На следующий день, похмеляясь, товарищи мои рассказали, что привели в чувство отца, помогли смыть кровь и проводили до метро вместе с мамой.

Следующие полгода мы с родителями не виделись. Поехал я домой только после телеграммы, что отец умер. Все эти полгода он лежал дома. Мама, как могла, выхаживала его, а у него отнялись ноги. И почти отнялась речь. О хорошем лечении на их скудные деньги речь не шла вообще. О питании, конечно, тоже. А что же я? А я эти полгода пил так, что сейчас мне становится страшно. На похоронах я был такой пьяный, что чуть сам не упал в могилу, а поминки вообще не помню.

Через четыре месяца не стало мамы. Не смогла она пережить этого всего. К ней на похороны я вообще не поехал. Не смог, так как был в жутком запое. И первый раз пришёл к ней на могилу в годовщину смерти отца. Помню только, что с собой было много водки и что проснулся ночью, в дождь, между двумя холмиками земли моих родителей. И что? После этого я не урод? Я не урод после этого? Как мне теперь, отрезвевшему, жить? Что делать? Я не говорю о людях, как мне самому себе смотреть в глаза, в зеркало глядючи?

Я сижу и пишу. Сижу в центре. За столом. Напротив – Александр Альбертович. За окном уже темно, и все, кто проходил со мной курс дезалкоголизации, полтора часа назад попрощались и ушли. А я пишу. Александр Альбертович не подгоняет меня. Сидит за своим столом и молчит. И это его молчание дорогого стоит. Я чувствую, что он сейчас просто понимает меня. Он вообще нас, алкашей, как никто другой понимает. Сам через многое прошёл. И я сейчас бесконечно благодарен этому человеку за его понимание и молчание.

Я скоро закончу писать. Закончу, сдам сочинение и уйду из центра навсегда. Трезвым уйду. В новую жизнь. Мне надо начинать учиться жить сначала. С нуля. Сейчас закончу, сдам и уйду, но… мне почему-то не хочется отсюда уходить.

Ваня

(Я встретил Ваню через семь лет. Он приехал в центр со своей женой. Он трезв и здоров. Он сказал мне, что ярлык свой сменил и уже носит настоящее имя. – Прим. автора. )

В своей исповеди я хочу рассказать о трагедии, постигшей мою семью. У моих родителей было семеро сыновей – семеро братьев. И лишь одного, старшего брата Ивана, не постигла участь алкоголика – он умер естественным трезвенником в 7-летнем возрасте из-за болезни. Но оставшихся – нас, шестерых братьев, – постигла участь алкоголика. Я не хочу сказать, что в этом горе виновато мутагенное свойство алкоголя. Мои деды были случайно пьющими людьми, выпивали они по рюмочке по праздникам, и до самой их смерти я не видел их в пьяном состоянии. Отец мой, инвалид войны второй группы, имеющий три ранения, употреблять алкоголь начал уже будучи отцом четверых сыновей в возрасте 38 лет. Но уже в 40 лет он пил капитально. Приходя домой в пьяном угаре, скандалил с матерью, иногда даже прикладывал руку. Мы все это видели, и каждый из нас, братьев, думал, что алкоголь употреблять не стоит и что мы не будем.