Элин Сакс - Не держит сердцевина. Записки о моей шизофрении

Через несколько месяцев после возвращения из Мексики, в первый год старшей школы, когда я волновалась о вступительных экзаменах и выписывала проспекты университетов, однажды вечером на выходных мы с друзьями поехали в авто-кинотеатр на открытом воздухе. Мы поехали на чьей-то машине; у меня уже были права, но я знала, что я ужасный водитель (я почти чуть не переехала кошку в первый раз, когда была за рулем рядом с мамой), и обычно предпочитала быть чьим-нибудь пассажиром.

«У меня есть мескалин, — внезапно объявил кто-то. — Кто-нибудь хочет?» Кто-то хихикнул, другой сказал «Ну да, конечно, почему бы и нет?» Я просидела около минуты, глядя через ветровое стекло на фильм на большом экране, раздумывая, что делать. Раздумывая, что я хочу делать.

«Да, — в конце концов, сказала я. — Да, я хочу».

Я запила маленькую таблетку глотком теплой кока-колы. В машине воцарилось странное молчание (за исключением, конечно, звуков фильма из динамика, прикрепленного к окну машины). Казалось, что мы все затаили дыхание. Ждали. У меня сосало в желудке — от нервов? От таблетки? От ожидания неизвестного? Потом внезапно в желудке стало очень тепло, и тепло распространилось к лопаткам. Я сидела, сжав кулаки; теперь я почувствовала, как мои пальцы разжались, и руки упали раскрытыми ладонями на колени. И затем мы все выдохнули коллективное «Оооооо, смотрииии!»

Изображение на большом экране начало колебаться, как жидкая акварель. По крайней мере, это было то, что я видела; каждый рассказывал о чем-то разном. У меня сине-зеленое перетекало в оранжево-розовое, желтое медленно сталкивалось с зеленым и коричневым, а кожа на лицах актеров стала похожей на растянутый пластилин. Окна машины были опущены, и ночной воздух казался жидкостью на моих руках и лице, как будто бы я плыла по поверхности теплого бассейна. Снаружи полчища жучков сонно плавали в мерцающих огнях.

«Я хочу есть! — торопливо сказал один из нас. — Поехали, купим что-нибудь поесть». Ммммм, подумала я. Это, кажется, хорошая идея. Медленно я вышла из машины и направилась к бару, одна из наших девушек шла на пару метров впереди меня. «Осторожно! Не врежься в забор!» Она подскочила, оглянулась вокруг и засмеялась. «Здесь нет никакого забора, Элин, у тебя видения. У меня тоже, но заборов тут нет!»

Когда мы вернулись к машине, мы принесли второй металлический громкоговоритель, и потом смотрели один фильм, а слушали другой. Ни один из нас представления не имел, что происходило перед нами или внутри нас. Это не имело значения. Смотреть на этот диссонанс — это было нечто!

Остаток ночи и часть следующего дня я видела яркие цвета и сменяющиеся узоры, проплывавшие в воздухе вокруг меня — круги, веревки и какие-то резиновые обручи, кристально ясные и очень яркие, как осколки разбитого стекла. Все изображения пульсировали, и, кажется, сопровождались какими-то звуками, как будто бы я их слышала с очень далекого расстояния. Возможно, так выглядят звуковые волны — подумала я.

Сначала это было захватывающе и даже как-то комфортно, — ощущать все это — все вокруг меня и внутри меня было так красиво. Однако, час за часом, все это начало меняться, как-то темнеть. Острые грани там, где до этого были только округлости. Надвигалось нечто, нечто совсем недружелюбное. Вскоре мне просто захотелось, чтобы это нечто закончилось — я не могла это выключить, приглушить, и это начало мучить меня. Как будто в моей голове не осталось свободного пространства, чтобы видеть или слышать что-то еще.

К вечеру галлюцинации прошли все стадии и постепенно исчезли. Родители ничего плохого не заметили; а мои браться к тому времени перестали обращать на меня внимание. В приступе смирения я пообещала себе, что больше не буду экспериментировать с такими медикаментами и наркотиками. Измененное состояние сознания — это не для меня. Вот и все.

И все же это не было «все». Даже после того, как галлюцинации прошли, я не могла заставить свой мозг и тело работать, как положено. Я никогда не испытывала похмелья, но думаю, что это похожее ощущение. Я была заторможенной, меня подташнивало. Я была не в духе, грустной и поникшей, не могла пробудить в себе никакого энтузиазма к учебе, общению или чему-либо другому. Через несколько дней такого состояния я испугалась. Очень испугалась. Может быть, я повредила что-то внутри себя? Может, что-то испортилось в моем мозгу?

Итак, со смесью паранойи и бравады в равной пропорции, я решила рассказать родителям про свои эксперименты с наркотиками — правда, только про марихуану; я бы ни за что не призналась в употреблении мескалина. Я не знаю, на что я надеялась, что ожидала от них — успокоить меня, вселить ли уверенность, что все будет в порядке, или даже отвести меня к врачу, который выпишет лекарство, которое моментально вылечит меня. Я просто понимала, что не вынесу больше этого состояния, когда я не могла даже взять в руки книгу, чтобы не почувствовать головокружения от строчек, марширующих по странице. Это не могло больше так продолжаться, кто-то должен быть положить этому конец.