Элин Сакс - Не держит сердцевина. Записки о моей шизофрении

Шизофрения накатывается как медленный туман, незаметно становясь все гуще и гуще с течением времени. Сначала дни еще яркие, небо ясное, солнечный свет греет ваши плечи. Но вскоре вы замечаете, что вокруг вас собирается дымка, что воздух уже не такой теплый. Потом солнце становится тусклой лампочкой, едва просвечивающей сквозь тучи. Горизонт исчезает в сером влажном тумане, и вы чувствуете густую сырость в легких, пока вы стоите, покрывшись холодным потом в послеполуденной темноте.

Для меня (как и для многих из нас) первым признаком наступления этого тумана был постепенное исчезновение простых гигиенических привычек — тех, что специалисты по психическому здоровью называют «навыками заботы о себе» или «действиями повседневной жизни». Вдали от родительского надзора я постепенно стала непоследовательной в простых вопросах жизни, в ответах, которые мы принимаем на веру. Или может быть, я иногда путалась в том, что есть верные ответы на эти вопросы. Правда, надо принимать душ? Как часто надо менять одежду? Или стирать ее? А сегодня я ела? А я должна спать каждую ночь? Я должна чистить зубы каждый день?

Иногда ответы на эти вопросы были просты, как дважды два: да, конечно. Ради бога, Элин, вымойся! И тогда я мылась. Но бывали дни, когда вопросы и ответы становились для меня слишком сложными, чтобы в них разобраться. Я не знаю, я не знаю. Или я просто не помнила: а я это уже сделала? Может, вчера? Заботиться о себе означает больше, чем читать книгу или писать исследовательскую работу к окончанию семестра; это требует планирования, организации, отслеживания. И бывали дни, когда в моей голове просто не было места для того, чтобы держать это все скопом. Я оставила Центр, я оставила родителей, и все постепенно начало рушиться.

Как и большинство первокурсников, я пошла в университет без четкого понимания, в какой области я хочу специализироваться и чем хочу заниматься после окончания, что делать в жизни. Но мне удалось немного сузить выбор. Что-то связанное с английской литературой, потому что я очень люблю книги. Или, может быть, юридическая профессия — я могу себя представить адвокатом в суде, страстно аргументируя за или против чего-то. Может быть, я даже смогла бы кому-то помочь. Может быть, я смогла бы облегчить жизнь кому-нибудь.

Конечно, между приукрашенными фантазиями о моем ярком будущем и повседневной реальностью этих первых дней в университете Вандербильт лежала пропасть. Студенческие братства и женские группы были в центре социальной жизни университетского городка; даже в начале 70-х, когда по всей стране во всех университетах возникали анархии любого порядка, в нашем сонном студенческом городке в Теннесси солью жизни были молодые южные джентльмены и их красавицы. И хотя я не вписывалась в тамошнее общество, я не была глупой — я была так далека от образа «южной красавицы», как только может быть девушка. Тем не менее, мне было больно так быстро оказаться вовне, заглядывая «внутрь».

Обычно я ела в одиночестве в общей столовой, но, в конце концов (когда я устала чувствовать себя чужой и ощущать на себе пристальные взгляды других студентов), я стала ходить в Кампус Гриль — ресторан через дорогу от университетской библиотеки. И там, как ни странно, мне и удалось встретить парня. Очень приятного парня.

Питер был аспирантом, и писал диссертацию по политике. Он был высоким (выше меня, чего не скажешь о большинстве парней), с волосами цвета воронового крыла, теплым и легким характером и высоким интеллектом. И я ему на самом деле понравилась. Мы разговаривали — вели настоящие разговоры, когда он спрашивал меня про книги, которые я читала, писателей, которыми я восхищалась, и что я думала про то или иное. Он был открытым человеком, с ним было легко разговаривать, и довольно быстро он помог мне преодолеть мою крайнюю застенчивость и мы стали встречаться. Мы ходили в кино, занимались и ели вместе. К счастью, Питер жил в квартире за пределами студенческого городка, и вскоре мы стали проводить и ночи вместе. Я не уверена, что мне нравилось больше — быть с Питером или быть далеко от моей комнаты в общежитии, вдали от Сюзи, которая жила в мире, ничего общего не имеющего с моим.

Я не знаю, почему мне было легче завести бойфренда, чем обычных друзей: мои болезненно слабые навыки общения должны были бы стать помехой и тому, и другому в равной степени. Я уж точно не была слишком заинтересованной в сексе, и на поверку у меня особенно и не было времени, чтобы вложиться в построение «отношений» — правила ухаживания (по крайней мере, в то время и в том месте) были обременительно громоздкими и казались мне китайской грамотой. Кроме того, я была полностью поглощена учебой. Это тоже было моим спасением.