Андрей Каспаревич - Верный способ избавиться от пьянства, курения, наркотиков

– Теперь понял. Ну тогда я уже точно осуждён! Считай, каждый день моей жизни – сплошное осуждение! Ведь страшно-то как! Я в детстве даже родителей осуждал, особенно когда они ругались или отец пьяный приходил. Да, отца ведь я и до самой его смерти осуждал – и за то, что он нас с матерью бросил, и за то, что не помогал, и за всю его разгульную жизнь! И маму осуждал: за ремень, которым она меня от лени и вранья отучала, и за то, что по бедности на кино и мороженое деньги редко давала, за то, что „не понимала“ дурака сопливого, начавшего курить в восьмом классе и выпивать в девятом – за всё, в чём она моим желаниям не потакала. А ведь она добрая была и трудяга, на трёх работах тянула, чтобы мне, дураку, образование дать, и умерла рано, потому что надорвалась на этих работах! Господи, если можешь, прости меня за это! Прости за маму и за отца!

– Бог простит, Алексей!

– Слушай, отец Флавиан! Как мне теперь вспомнить всех, кого я осудил, им же нет числа, как в этом покаяться? Я осуждал всех, кто чем-нибудь мне не нравился, всех, кому завидовал, всех, кто был лучше меня, умнее меня или, наоборот, глупее. Я осуждал всех, я, наверное, даже Бога осуждал за то, что Он сделал мир не таким, как бы мне хотелось. Господи! Прости мне этот грех, Ты Сам, Господи, не осуди меня!

– Бог простит, Алексей! Не клеветал ли на кого?

– Бог простит, Лёша! Следующее мытарство – чревоугодия.

– Чрево… что? Прости, отец Флавиан, не понял.

– Чревоугодие – угождение чреву, то есть брюху. Оно бывает в двух формах: гортанобесие – это когда гоняются за вкусовыми ощущениями, и чревобесие – набивание брюха, погоня за насыщением до осоловелости. Сюда же пьянство относится и наркомания.

– Грешен! В обеих формах! Наркотой, правда, никогда не баловался, а вот с пьянством проблема, напиваюсь, как свинья! Люблю в ресторан зайти, разные кухни пробовать, люблю и вкусно, и много есть и пить. Ирка-то у меня хорошо готовила, но я всё равно по гостям да кабакам наедаться любил. Иной раз так объешься, что аж пьянеешь – то ли от еды, то ли от вин и коньяков! Как свинья, честное слово; кажется, за жратву и бухло родную мать продал бы, вон позавчера на корпоративке так объелся, чуть не помер. Скотство, конечно. Господи, прости меня!

– Бог простит, Алексей! Мытарство лени и праздности. Грешен?

– Грешен, батюшка, как ещё грешен! С детства грешен и до сих пор. Уроки всегда делал из-под палки, работу свою на кого-нибудь спихнуть героизмом считал, только „перестройка“ эта заставила шевелиться, а то с голоду помрёшь. Так и сейчас, где можно вместо работы видимость создать, чтоб начальству „втереть“, никогда не упущу! Ирка меня сколько этой ленью шпыняла, а мне – с гуся вода! С работы пришёл, живот набил, рюмочку-другую за ворот кинул и на родной диван у телевизора смену отрабатывать. Отдыхать, развлекаться – заставлять никогда не надо было, куда и лень девалась, в компании, как это сейчас называется, „потусоваться“, перед слабым полом хвост распустить – это всегда готов! А даже в сервис заехать в моторе масло поменять – муторно, „не прикалывает“, вечно тянул. Лентяй по жизни – вот я кто, отец Флавиан! Каюсь в этом! Господи, прости меня, грешного!

– Бог простит, Лёша! Мытарство воровства. Воровством грешен?

– Да вроде нет. Хотя подожди. Было, было! В школе как-то раз с корешком в раздевалке по карманам мелочи натаскали, у тётки на даче яблоки воровал, к соседям в малинник лазил. В кружке радиотехническом проволоки медной моток стырил, у матери несколько раз из кошелька деньги брал, две книжки библиотечные зажал. Вот, наверное, и всё.

– А списывать приходилось?

– Да разве ж это воровство?

– А как же! Чужой труд за свой выдавал, незаработанные оценки получал.

– Так это я тогда почти всю зарплату в советское время незаработанную получал, так ведь и не я один! Почти все так!

– Подожди, Алексей, мы с твоими грехами разбираемся, а не со „всехними“, ты говори только про себя.