– И ты как все?
– Как все! Прости, Господи! Каюсь! Сколько ж я на говорил?!
– Бог простит, Лёша, Он видит, что ты раскаиваешься в этих грехах, и радуется этому.
– Правда, раскаиваюсь! Честно! Я вот пообщался тут с матушкой, с женщиной в иконной лавке, со сторожем церковным, ведь и мысли не было трёп разводить или, не дай Бог, выругаться. Я только сейчас понимаю, какое же это уродство – современный опохабленный язык, на котором я до сих пор изъяснялся.
– Ко второму мытарству подошли, Алексей, мытарство лжи и клятвопреступления. Грешен в этом?
– Грешен, конечно, ещё как грешен! Вся наша жизнь сейчас – ложь и клятвопреступление.
– Твоя жизнь, Лёша, говори только про себя!
– Прости, понял! Моя жизнь, именно моя жизнь вся лжива! В детстве врал родителям, врал даже любимой бабушке, врал по поводу и без повода, врал от страха наказания, врал, желая что-нибудь выпросить, врал друзьям на улице, что у меня папа командир подводной лодки, что у меня есть настоящий пистолет, о чём только не врал! Потом в школе врал учителям, опять родителям, друзьям, иногда сам путался, где фантазии, а где правда. Врал в институте, косил от колхоза, брал липовые медицинские справки, даже с гипсом один раз пришёл к военруку, чтобы вместо сборов с друзьями в поход пойти. Девчонкам врал, за которыми ухаживал, которых добивался, врал, что люблю, врал, что женюсь, врал, врал, врал. У меня из-за этого и с первой девушкой, которую я полюбил, тогда не вышло: разок на вранье прокололся, а она вранья на дух не переносила, она мне – от ворот поворот! Молодец, сильная, правильно она не меня, а друга моего выбрала. Всё моё враньё Ирке бедной досталось, уж тут я разгулялся! Господи! Прости меня мерзкого, вся моя семейная жизнь была сплошным враньём – как же я бедную Ирку обманывал! Изменял ей, гульбонил, деньги от неё кроил, пропивал их, подводил её постоянно. Она всё терпела, прощала. А я жил в своё удовольствие, грёб всё под себя, себя ублажал, даже отпуск всегда брал отдельно, чтобы „оторваться“. Паотрывался. Господи, если можно, прости меня! А в теперешней жизни опять сплошная ложь! Лгу, чтобы удержаться на работе, обещания даю заведомо невыполнимые, лгу знакомым, что у меня всё „окей“, лгу самому себе, что мне такая жизнь нравится и что я вообще „крутой“. Господи! Я устал от вранья, прости меня, помоги мне жить по-другому, я не хочу больше врать.
– Бог простит тебя, Алексей, полюби жить в правде, в правде – Христос! А отец лжи – сатана, не служи больше ему.
– Помоги мне, отец Флавиан, мне самому эту гору не осилить!
– Бог поможет, Лёша, идём дальше – мытарство осуждения и клеветы. Грешен?
– Осуждения? Что значит осуждение?
– Осуждение-то? А ты вспомни, что ты говоришь, находясь за рулём, по адресу подрезавшего тебя водителя, на работе – в адрес нагрубившего тебе начальника, около дома – про валяющегося на пороге подъезда пьяного, всё, что ты мысленно произносишь в адрес многих современных политиков, когда смотришь какие-нибудь „парламентские новости“ – вот это как раз и есть осуждение.
– Так ведь я же справедливо так говорю или думаю, ведь они же и вправду продажные хамелеоны – я про политиков; или за рулём – ну если он козёл и чужими жизнями рискует, так я и говорю – „козёл“ или „баран“! Что ж я. неправду, что ли, говорю?
– Правду. Но свою, человеческую, такую, как ты её видишь и понимаешь. Но поскольку видим-то мы далеко не всё, а понимаем и ещё меньше, то Господь и предупреждает нас не лезть осуждать, размахивая этой своей правдой, чтобы самим не вляпаться ещё сильнее, а так обычно и бывает. Наша „правда“ основана на неполной информации и потому не может быть настоящей правдой. Тогда как Бог видит и действия, и слова человека, но, в отличие от нас, видит и мысли, и внутренние побуждения совершившего эти действия или сказавшего эти слова. Поэтому Его суд объективен и справедлив, а наш всегда несовершенен. Господь, заповедуя нам не судить никого, как раз и предупреждает нас от опасности стать судьями необъективными, неправедными и тем навлечь на себя праведный суд Божий. Понял?
– Не совсем.
– Ну смотри, например: идём мы с тобой по улице и видим нищего. Ты от души пожалел его, собрал по карманам всё, что у тебя было, скажем – десять рублей, и отдал ему. Я, увидев это, позавидовал твоей щедрости и, решив показаться ещё щедрее, дал нищему сто рублей.
А мимо шла, например, матушка. Увидела она всё происходящее и подумала: какой же жмот этот Алексей – всего десятку дал, не то что отец Флавиан – вон какой добрый, целую сотню отвалил! А Господь смотрит на всё это сверху и „начисляет“: Алексею за искреннюю доброту – награду; Флавиану за зависть и тщеславие – осуждение; и матушке тоже осуждение, чтоб не судила по внешнему и не брала на себя полномочия Бога.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу