Александр Кержаков - Лучший

Казалось, я был готов на все. Приезжая со сборов, в надежде побыть вдвоем и отдохнуть, я все время заставал ее в компании подруг, кальяна, вина, громкой музыки в собственном доме – случались крупные ссоры, и тем не менее я как одержимый не мог долго находиться на расстоянии от нее. Я стал задумываться о ребенке. Мне казалось, что это обстоятельство должно было ее утихомирить, заставить вести более умиротворенный образ жизни. На мое подобное предложение она заявила, что по неким медицинским обстоятельствам детей больше иметь не может. Конечно, в это верить я не хотел. В итоге она забеременела достаточно скоро, а я расценил это как Божий промысел, что теперь-то она наверняка изменится и мы заживем полноценной семьей.

Если бы я только имел представление о том, что будет дальше, не смог бы поверить в реальность всего происходящего. Екатерина теперь делала абсолютно все, что ей было угодно, – разговаривала как хотела, вела себя как хотела, устраивала еще худшие шабаши в мое отсутствие, понукала меня тем, что мы не регистрируем наши отношения, – а я не мог этого сделать хотя бы потому, что прекрасно понимал, каким бы это стало ударом для моих родителей. Хотя, что уж говорить, даже о том, что у меня родился сын – они также узнали из газет. Я надеялся, что родится внук, мы поедем все вместе к ним – и они постепенно проникнутся к ней и свыкнутся с этой мыслью. Совместная наша жизнь тем временем стала приобретать все более и более неожиданные обороты – у Кати начались конфликты с моей дочерью. Даша звонила мне, плакала, что Катя оскорбляет ее и ее маму, угрожает тем, что когда родится мой сын, ее брат, – в этом доме ей больше не будут рады – не знаю, насколько нужно было быть отчужденным, но я не верил на тот момент даже собственной дочери, а намного охотнее верил Сафроновой, что 7-летняя девочка в состоянии так нагло лгать. Мне и перед дочкой до сих пор невероятно стыдно за свое поведение.

Весь период беременности протекал как на иголках, поведение ее становилось все более вопиющим, ее первый ребенок – дочка – практически всегда находилась у бабушки, матери ее первого мужа – и это, кстати, было Катиной инициативой.

Я начинал понимать где-то на подсознании, что, возможно, ошибся в выборе – но пути назад уже не было. Меня стала угнетать эта обстановка вечного псевдовеселья – раздражали собрания подружек, просмотра «Дома-2» и прочих мало чем выдающихся реалити-шоу, скупка всей существующей желтой прессы, ее внезапные ночные рандеву с целью «поехать покататься» и прочие странные и необъяснимые для меня вещи, которые я стал все отчетливее замечать, но разорвать эту связь, в том числе и по причине ее беременности, я не мог, считал это недостойным. Меня разрывало на части, как будто во мне уживалось два разных человека – один осознавал всю плачевность ситуации, другой – был по-прежнему зависим от этой женщины.

Несколько раз ее клали на сохранение, поскольку ее образ жизни приводил к подобным исходам. Врачи просили меня поговорить с ней, дать понять, что она может потерять ребенка такими темпами – на все мои попытки я встречал поток неконтролируемой агрессии, после чего понимал, что лучше вообще ничего не говорить, дабы не провоцировать ситуации.

Все эти 9 месяцев я находился в состоянии глубочайшего стресса, что сказывалось, конечно, и на моей игре, и на прочих отраслях моей жизнедеятельности – стоит ли говорить о том, что вся история с Воронежем также произошла в этот период моей жизни.

После того, как Катя родила, она начала манипулировать ребенком – требовала узаконивания отношений, при этом продолжала отказываться идти на контакт с моими родными и теми друзьями, с кем я общался на протяжении многих лет до встречи с ней.

Частые домашние вечеринки – теперь сменились вечеринками на выездах – по ночам, когда я засыпал, она забирала сына и уезжала в неизвестном направлении.

Так как я уже в общем-то понимал, что она способна на все что угодно – пропускал тренировки и мчался на ее поиски – находил сына, лежащего в одной пеленке на лежаке у бассейна пригородного отеля – в то время как она развлекалась с подружками у барной стойки.

Вся эта эпопея завершилась ровно одним днем – в очередной ее подобный приступ она уехала в ночь к некой подруге на квартиру, оставив меня с сыном одного. В доме, где жила подруга, этажом выше располагалась квартира крестного моего сына Игоря – близкого мне человека и друга.

Катя начала звонить его жене, говоря, что ей срочно нужно пожаловаться на меня, та спустилась вниз, в эту квартиру, – навстречу ей вылетела раздухарившаяся Сафронова с пакетиком белого порошка в руке.