К началу 1990-х казалось, что положение в Бразилии хуже быть уже не может. Но тем не менее это случилось. В дополнение ко всем нашим уже ставшим привычными экономическим проблемам на нас обрушились почти немыслимые трагедии, настолько ужасные, что вместе с нами рыдал весь мир. В 1992 году вспыхнул бунт в тюрьме Карандиру в Сан-Паулу. Военная полиция ворвалась в тюрьму и открыла огонь: было убито сто одиннадцать заключенных. Всего несколько месяцев спустя, в 1993 году, группа вооруженных людей открыла огонь по нескольким десяткам бездомных детей, спавших у стен церкви Канделярия в Рио-де-Жанейро. Восемь детей, самому младшему из которых было одиннадцать лет, были убиты. Убийцами, как выяснилось на следствии, оказались полицейские, обозлившиеся из-за преступления, совершенного в центре Рио, и решившие наказать за него этих беспомощных детей.
Резня у Канделярии, как стали потом называть этот случай, произвела на меня и на многих бразильцев ужасающее впечатление. Я плакал несколько дней. Мне казалось, что все мои страхи за детей в нашей стране и та озабоченность, которую я высказал еще в 1969 году, достигли наивысшей точки. Произошедшее явилось доказательством того, что мы живем в глубоко больном обществе, которое повернулось спиной к самым нуждающимся и самым уязвимым.
Бразилия моей юности, страна очень богатых и очень бедных, за прошедшие годы не сильно изменилась, по крайней мере, не в этом отношении. Пропасть между социальными классами оставалась такой же глубокой, и Бразилия по-прежнему оставалась одной из стран мира, где сохранялось вопиющее неравенство. Между тем население страны росло поразительными темпами: с приблизительно шестидесяти миллионов человек в 1956-м, – год, когда я выехал на автобусе из Бауру в Сантус, – до примерно ста семидесяти миллионов в 1990-м. Почти весь этот рост пришелся на города; поразительно, но страна моей юности, в которой большинство людей проживало в сельских районах, теперь превратилась в страну, восемьдесят процентов населения которой составляли городские жители. Города наши были огромными, но работы было слишком мало. Жизнь многих была короткой и полной насилия под крышами фавел , которыми усеяны холмы Рио и Сан-Паулу. Мало кто из бразильцев верил, что когда-нибудь настанут лучшие времена.
В 1994 году, когда в Соединенных Штатах проходил Кубок мира по футболу, в Бразилии развернулась кампания по выборам президента страны. Я не обращал на нее много внимания. Я недолюбливал цинизм и был уверен, что политика в Бразилии всегда будет частью проблемы, а не частью ее решения. Разумеется, этому меня научила история моей жизни.
Победитель тем не менее немного отличался от предыдущих бразильских лидеров. Им стал известный социолог из Сан-Паулу по имени Фернандо Энрике Кардозу. Он глубоко изучал проблемы нищеты и ее причины, проводил исследования еще в 1950-е годы, показавшие, как страдали чернокожие бразильцы от недостатка экономических возможностей. Фернандо Энрике, как звали его люди, во время диктатуры был левым и даже жил в изгнании в Чили и во Франции, однако со временем его взгляды претерпели дальнейшее развитие, и теперь он стремился сделать Бразилию современным государством с жизнеспособной, интегрированной экономикой. Он не был харизматичным парнем, и хотя мог бегло говорить по-французски, по-испански и по-английски, он иногда с трудом подбирал слова на том языке, на котором могли его понять бразильцы. Тем не менее ему, в качестве министра финансов в предыдущем правительстве, каким-то образом удалось укротить застарелую бразильскую проблему – инфляцию. В 1993 году, худшем за всю нашу историю, цены взлетели на ошеломляющие две тысячи пятьсот процентов. Однако к середине 1994 года они едва сдвинулись с места, перестав расти. Этот неожиданный успех сподвиг его баллотироваться на пост президента.
Фернандо Энрике не был против того, чтобы использовать футбол в своей политической деятельности. В этом отношении, по крайней мере, я считаю, он сильно походил на своих предшественников. Первого июля 1994 года, за три дня до матча в Калифорнии в рамках Кубка мира между сборными Бразилии и Соединенных Штатов, Фернандо Энрике ввел новую валюту под названием реал . Он рассчитывал, что она сможет еще больше стабилизировать цены. Разумеется, футбол не имел никакого непосредственного влияния на то, окажется ли новая валюта удачной или нет. Но как потом признавался Фернандо Энрике, он действительно полагал, что бразильцы с большей вероятностью примут реал, если будут находиться в хорошем расположении духа, чувствуя уверенность в своей стране. Что может лучше способствовать этому, чем завоевание Кубка мира?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу