Андрей Букин - Пара, в которой трое

Андрей.В мае мы примерили к программе новые элементы, а Белоусов скомпоновал музыку. Конечно, исчезли целые куски прекрасной аранжировки, но получилось то, что надо, даже нашлось место для пауз. Постановка шла быстро, но со своими подводными камнями. Все упиралось в мою строптивость, я не хотел исполнять то, что уже когда-то пытался безуспешно сделать.

Больше всего мне мешала новая напасть: Татьяна Анатольевна разошлась в своем театре с Игорем Бобриным. Как ни старались Татьяна Анатольевна и Наташа показать, что ничего не случилось, что отношения между нами прежние, но я-то видел, что это не так. Даже не столько видел, сколько чувствовал. Они хорошо скрывали трещину, что возникла между нами. Они, как и прежде, дружно объединялись против меня, когда я сопротивлялся или когда у меня начинались спады, если нервы сдавали. Они вместе или меня сталкивали в пропасть, или оттуда вытаскивали.

Наверняка я зарывался. Характер у меня не сахар, и девочкам можно посочувствовать, но так совпало, что выдался первый год, когда и мне стало тяжело с ними общаться. Разговаривая и с одной, и с другой, я видел, что друг друга мы уже до конца не понимаем: у меня цель одна, а у них появилось еще важное дело в жизни. У меня будущее заканчивалось Олимпийскими играми, у них оно простиралось дальше.

Наташа объясняла наши раздоры чисто по-женски, ее толкование ситуации строилось прежде всего на эмоциях. Я же действую рассудком. Не зря же говорили: партнерша такая яркая, а партнер сдержанный. Я несдержанный. Я понимал, что если не останусь таким в нашей тройке, то неизвестно, чем (а главное – когда) кончится наша работа. Поначалу я скрывал свои чувства, хотя у меня все кипело внутри, но главным тогда считалось другое – результат. Немаловажно и то, что очень долго мы были дружны и совершенно не ругались. Но мне исполнилось 28 лет, жизнь приближалась к 29, и я уже понимал: всего-то мне и остается, что два года жизни в спорте. Но я хотел эти два года провести хорошо, вот почему я стал невероятно требовательным к своим девочкам. Жутко, до садизма. Надо мной висел срок: мне отпущено два года.

Я знал: после этого наступит новая жизнь, и начнется она нелегко. Как быть? Кем работать дальше? Получу ли я такое же удовлетворение от своей будущей работы? Добьюсь ли в ней чего-нибудь? Я же привык быть лучшим в своем деле, привык выигрывать. А как после этого перейти к работе, где никого побеждать не нужно, полагается просто ходить на службу и заниматься своим делом.

Во время постановки произвольного танца я понял: у нас что-то рушится. Если раньше я говорил: «Хорошо-хорошо, девочки, успокойтесь», то теперь я это отбросил, я стал от них требовать равноценной отдачи, на «хорошо-хорошо» времени не оставалось. Не мог я им простить, что они на все сто процентов нашим общим делом не заняты. Я же не отвлекался ни на что другое.

Если раньше я мог потерпеть, когда Наташа говорила: «Мне нужно время, чтобы овладеть элементом, чтобы чувствовать себя в нем уверенно», то теперь я ей времени не давал, не мог.

Наташа.В наших спортивных программах последних лет я быстро находила свою партию, свою линию, а Андрей, как мне кажется, на первых порах все делал чисто интуитивно. Но потом, когда начиналась обкатка программы, у него наступал временный зажим. Когда ставили «Кабаре», зажим растянулся на долгий период. Пошли разговоры, что я видна в танце, а Андрей нет. Шкляр мучился: «Что делать, Андрея в танце нет!» А он, чтобы заставить работать нас, выплеснулся без остатка, на себя самого сил уже не осталось. Андрей следил, чтобы я технически правильно выполняла какие-то шаги. Мы уходили с тренировок вымотанными больше всего от того, что Андрей придирался к моим шагам, не замечая, что свою партию он вообще не построил.

В начале осени мы впервые показывали «Кабаре», по-моему, в Липецке. Я даже не поняла, как мы выступили. В смятении я подходила к каждому и спрашивала: «Вам понравилось?» Андрея страшно разозлили мои сомнения. Он считал, что мы выступили достойно, и был прав. Я же не получила эмоционального восторга. Главная задача подобного показа – впервые на зрителе – состояла в том, чтобы чисто откатать программу, узнать свои функциональные возможности. Но здравый смысл таких рассуждений меня не успокаивал.

Из-за постоянных ссор я жутко похудела. Кончилось все тем, что, когда мы приехали на турнир в Японию, я заболела. В дороге простудилась, сперва начался сильный насморк, потом в самолете я от кашля уснуть не могла. Постоянные капли в нос… и я потеряла голос. Капли были на спирту, я сожгла горло. Плюс ко всему у меня одно ухо перестало слышать. Полностью. Когда мы прилетели в Токио, Татьяна Анатольевна сердито сказала: «Если ты больна, пойди и купи себе таблетки». Я побежала, что-то купила и сразу выпила. Наверное, мне попались мощные антибиотики, они же сразу забирают все силы. Мало того, что я постоянно кашляла и сморкалась, я вышла на лед с ощущением, что у меня вообще отсутствует вес.