Андрей Букин - Пара, в которой трое

Для нас оказалось сюжетной находкой танцевать блюз, не держась друг за друга, как говорят, без рук, то есть весь танец они у меня были сцеплены за спиной. Такой элемент позволял подойти к большому надрыву в последней части. Как мы придумали этот блюз? Андрей меня на льду закручивал, выкручивал – мы импровизировали. Так получилось, что все последние годы медленная часть рождалась у нас в импровизации. Слушаешь музыку, вводишь себя в определенное настроение (какие-то элементы уже набраны) и начинаешь на их основе импровизировать. Я куда-то поехала, он меня послушался, потом он меня закружит, я его слушаюсь. Так, неожиданно у меня оказались сцепленные руки, и от случайного движения родилась мысль – руки не опускать. Получилось так здорово, что когда пришла Татьяна Анатольевна, она закричала!

На первый тренировочный сбор мы приехали, не имея ни начала, ни конца программы. Но нам поставили задачу работать не над новой программой, а вспомнить старую. В Москве начинались Игры доброй воли, и нам предстояло выступить с показательным танцем. Мы выбрали «Кармен». Это решение было вызвано еще и тем, что наши недоброжелатели после перенесенной мною операции говорили: «Она теперь «без ноги», с парой все кончено».

После отпуска, после месячного перерыва, трудно было входить в рабочий ритм, тем не менее работалось легко. Отпуск я провела в Ленинграде, где Игорь ставил свой спектакль, а я рядом бездельничала. Ногу не разрабатывала, берегла, зная, что в предстоящем сезоне я ее достаточно подергаю.

Занимаясь «Кармен», заодно поставили шуточный танец со швабрами на музыку Дунаевского из оперетты «Вольный ветер». А за произвольный танец совсем не брались. За три-четыре дня до конца сборов Татьяна Анатольевна заболела и уехала, поручив нам вспомнить самим то, что мы в нем напридумывали до отпуска. Мы вспомнили и ужаснулись. То, что в Москве на эмоциях вызывало восторг, здесь на холодную голову выглядело ужасно. Причем на катке масса народа, все смотрят на нашу тренировку, а у нас ничего не получается. Стыд и кошмар! Бесимся, ругаемся.

Неприятности нас преследовали и с оригинальным танцем. Прошлогоднюю неудачу с полькой мы хорошо помнили. На этот раз нас ожидал вальс. Со Шклярами мы начали придумывать вальс, отталкиваясь от танца на паркете. На свой страх и риск половину танца поставили сами. В Морзине, куда мы уехали после выступления в Москве на Играх доброй воли, мы «накатывали» вальс, но то, что мы приготовили, опять не имело ни начала, ни конца. Но вот пришла пора заканчивать и вальс, и произвольную программу и наконец заняться обязательными танцами. Тут отношения в нашем маленьком коллективе пошли совершенно наперекосяк. Андрей настаивал на своем, я пыталась ему объяснить, что Татьяна Анатольевна пока все еще наш тренер. Он кричал на нас: «Вы обе занимаетесь не тем делом». (В это время как раз произошел раскол в театре «Все звезды», когда часть актеров ушли с Игорем.) Это означало, что меня отвлекает театр Игоря, а Татьяну Анатольевну ее театр. По мнению Андрея, никто из нас не хочет заниматься подготовкой к чемпионату, и неизвестно, чем все закончится. В результате он потребовал купить ему билет – он уезжает в Москву. До такого еще не доходило. Андрей закрылся и к себе никого не пускал. Скандал произошел утром. Вечером я кое-как до него достучалась, мы договорились, что он не уезжает, но, как будем работать дальше, так и не решили.

На следующее утро пошли вместе к Татьяне Анатольевне. Поговорили. Она успокоила Андрея, сказала, что и сама виновата. Мы вернулись на каток и сразу же не только сделали начало программы, но тут же придумали и финал. Все получилось отлично, все друг друга внимательно слушали.

Я думаю, что нервные срывы возникли оттого, что люди не могут работать на пределе столько лет. Стрессы копятся, копятся… а затем взрываются. Правда, взрыв нередко может всколыхнуть эмоции, поднять их до предела. Но подобную ситуацию невозможно эксплуатировать – она отнимает слишком много душевных сил. Это похоже на наркоманию: чем дальше, тем все больше и больше требуется подобных встрясок. В какой-то момент понимаешь: так дальше работать нельзя, так можно дойти до самого ужасного. Надо прощаться друг с другом.

Осень проходила очень тяжело. Андрей почти со мной не разговаривал. И если я обычно перед началом сезона получала удовольствие от полноценного проката программы, то осенью 1986 года у меня от тренировки не возникало никакой радости.