Макс Фрай - Вся эта кухня

Знаешь, самое смешное, что я же на самом деле хочу от жизни очень простых вещей: топить печку, жарить блины и чтобы на душе было хорошо. Но вот в этот последний пункт входит столько всякого…

Да, «чтобы на душе было хорошо» – это главный наш двигатель. Где бы мы все были без этого простого желания «чтобы на душе хорошо».

Время от времени люди отходят от плиты в отчаянии, воздев руки к небу и восклицая: «Больше никогда!» По самым разным, но всегда по-человечески понятным причинам.

А ты по каким?

Ну, я-то вообще не отхожу ни от какой плиты, а просто предусмотрительно к ней не подхожу, чтобы чего не вышло. И подходить пока не планирую. «Больше никогда» – это для меня про кулинарию в целом. Хотя, конечно, нельзя зарекаться. Всегда возможен рецидив.

А для меня «больше никогда» – про хлопотную многоходовку, во-первых. И про ежедневную обязаловку, во-вторых.

Слушай, сочетание этих двух факторов – это же просто старая школа кулинарии. Хлопотная многоходовка каждый день, в количестве на стадо плотоядных мамонтов. Она, родимая.

Скажу больше, мое третье «больше никогда» вбивает гроб в гвоздь этой старой школы. Оно звучит так: «не пытайтесь воспроизвести рецепты, которые вам не нравятся». Вот прямо читаешь и – фу-у-у-у! бе-е-е-е-е! – тогда точно повторять не надо, даже если все вокруг говорят, что это маст. За редчайшим исключением, вкусно не будет, интуиция работает не вхолостую.

У тебя есть еще один гвоздь в гроб старой школы, я знаю: даже рецепты, которые тебе нравятся, ты все равно переделываешь под себя.

Ну да, я все под себя допиливаю. Умела бы я шить, и одежду бы перешивала. Хотя, погоди, я же действительно перешивала! И даже с нуля себе шила. Но это было очень давно.

И у меня когда-то была эта чудесная сверхспособность. На уровне аккуратно обшить старые советские кеды пестрыми лоскутными обрезками, или подогнать под себя синий рабочий комбинезон пятьдесят хрен знает какого размера. Отлично, кстати получалось, но тут как с моим героическим волшебным приготовлением съедобной еды из антиматерии – больше никогда! Шитье для меня тоже про трудные времена.

Вот и у меня. И еще – про отчаянье. Про то, что одежды для меня просто нет.

Твоего тогдашнего размера?

Да, на мой размер можно было купить только какие-то стремные чехлы, в которых я сразу становилась похожа на школьного завуча. Да и вообще такая одежда, как я люблю носить, появилась только в девяностых, а родилась-то я в середине семидесятых…

Погоди, а что появилось в девяностых? В смысле я знаю, что много чего, но что именно тебе приглянулось?

Прежде всего – леггинсы (они тогда лосинами назывались) и балахоны с дикими карманами. Я ужасно люблю, чтобы снизу в обтяжку, а сверху – с припиздью. Ничего такого во времена моей юности было не найти. Пришлось учиться шить самой. И тут, конечно, все Бирюлево узнало, как носить тюбетейки, цветные лампасы и цветастые сарафаны с военными пуговицами.

Слушай, так ты была кутюрье-авангардист? Тюбетейки! Лампасы! Умри, Бирюлево. Новая волна приветствует тебя.

Я еще юбки к джинсам пришивала. И дико страдала, что нельзя шить швами наружу. А потом, увидев уже в конце девяностых новый модный крой – криво-косо-изнанкой-налицо – взвыла от обиды, что мне в юности не хватило смелости так шить.

Так, главное – вовремя остановиться и не написать случайно книжку про моду и стиль. Человечество на нашу книжку про моду и стиль пока не нагрешило.

Ничего, у него есть все шансы.

Ну, если уличных котиков перестанет кормить, тогда и выкатим тяжелую артиллерию. А пока ограничимся предупредительной трепотней про еду, которую мы больше никогда не будем готовить. Хоть ты стреляй.

Вот, кстати, что мне когда-то изумительно удавалось, и чего я делать больше не буду ни на каких условиях, так это торт «Наполеон».

Да ты что! Не могу представить, как ты печешь «Наполеон».

У меня была серьезная мотивация научиться: чтобы, во-первых, «Наполеон» был не только по праздникам. А во-вторых, чтобы ни одна зараза не могла запретить мне тырить горячие коржи. Когда ты повар, можешь сожрать хоть половину – ну, получится торт в два раза ниже положенного размера, невелика беда. Ради этого имело смысл приложить усилия.

Сперва «Наполеон» мы пекли вдвоем с папой, благо он унаследовал тетрадку с мамиными рецептами и никогда ничего не боялся делать сам. А потом уже я без папы. Просто папа не всегда вовремя оказывался под рукой. Ну и отлично все у меня без него получалось. Запороть «Наполеон» мне удалось только один раз, да и то исключительно по вине советской власти, которая коварно подменила настоящее сливочное масло так называемым «бутербродным», в результате чего мой заварной крем накрылся понятно чем. В нем плавали такие странные волоконца, похожие на картинки из учебника биологии: митохондрии, вакуоли, все вот это вот, в тысячекратном увеличении.