Ирина Потанина - Одесская кухня

«Я вообще только про Одессу и могу писать. Я же ею фонтанирую, струится из меня Одесса. В каждой моей строчке - этот город и эти люди...»

Друзья говорят о Михаиле Михайловиче Жвапецком , что «у него не просто юмор, это философия. Шекспир в юморе. Каждая строчка - афоризм», и «он такой же гений, как Салтыков-Щедрин или Гоголь. Совершено поразительно то, что он пишет». Поклонники всерьез рекомендуют использовать цитаты из Жванецкого в тестах на IQ, дабы судить по реакции об интеллектуальном уровне испытуемого. В Одессе его именем назван целый бульвар, и 60 % опрошенных на улицах людей считают его самым известным одесситом. Сам Михаил Михайлович, словно оправдываясь, постоянно подчеркивает, что не виноват в своем таланте нисколечко, и что все вопросы к городу Одессе: «Я вообще только про Одессу и могу писать. Я же ею фонтанирую, струится из меня Одесса. В каждой моей строчке - этот город и эти люди...»

Михаил Михайлович родился в Одессе 6 марта 1934 года. Мама - врач, папа - врач, сын, пытаясь обходить медицину десятой дорогой, закончил после школы Одесский институт инженеров морского флота, честно работал по специальности, но, в конце концов, сделался юмористом и оказался главным в стране врачевателем душ. «Юмор - это редкое состояние талантливого человека и талантливого времени, когда ты весел и умен одновременно. И ты весело открываешь законы, по которым ходят люди...» -говорит Михаил Михайлович. Однако услышав его хоть раз, невозможно не поставить под сомнение «редкостность» описанного состояния. Даже самые грустные его высказывания - «Проклятье - они придумывают, а нам доставать» (про запад и СССР), или «Никто не понимает, и мастерство уходит в ночь» (о профессионализме на эстраде), или «Что наша жизнь: не привыкнешь - подохнешь, не подохнешь -привыкнешь», - заставляют нас иронично хмыкать, собираться и, не позволяя себе раскисать, двигаться дальше. Даже смешно, что такой общепризнанный нынче антидепрессант, как Жванецкий, долгое время работал, словно пушка, стреляющая по воробьям, инженером по подъемно-транспортным механизмам на ПРОДМАШЕ. «Восемь лет погрузки-выгрузки, - вспоминает Жванецкий, - разъездов на автопогрузчике, сидения в пароходе, в трюме, в угле, когда видны только глаза и зубы. Там я мужал...»

Михаил Михайлович Жванецкий

Кроме этого важного занятия, Михаил Михайлович еще пописывал иногда сценарии номеров для любительского театра. Там-то талантливого автора и настигла судьба в лице Аркадия Райкина, пригласившего Жванецкого в Ленинградский театр миниатюр на должность заведующего литературной частью. Тексты, вышедшие из-под его пера, сделали знаменитыми множество артистов. Но и сам он воспроизводит свои вещи ничуть не менее блестяще. Знаменитый портфель Жванецкого, его манера читать с листа, его характерный взгляд и потрясающие импровизации в диалогах со зрителем - все это уже стало легендой и эталоном правильного интеллектуального юмора.

Разумеется, не все в карьере Жванецкого складывалось гладко. Юморист в стране с тоталитарным режимом - профессия рискованная по определению. Невозможно сосчитать, сколько шуток было вычеркнуто перед публикациями, сколько спектаклей оказались запрещенными за пару дней до премьеры, сколько миниатюр - забракованными из политических соображений. Но Михаил Михайлович не сдавался. Жил так, как пишет: «Вы пробовали когда-нибудь зашвырнуть комара? Далеко-далеко. Он не летит. Нет, он летит, но по-своему. И плюет на вас. И поэтому надо быть очень легким и независимым». Жванецкий был любимцем публики СССР, остался верен и нужен зрителям всех возрастов и в смутные постперестроечные, и в безумные докризисные, и в потребительские нынешние годы. Над его словами смеются, но при этом передают их друг другу, как высшую мудрость. Он умудряется быть и «гуру в юморе» и «гуру с юмором» одновременно, затрагивая в своих диалогах самые тонкие и самые актуальные темы.

«Для постороннего уха - в Одессе непрерывно острят, но это не юмор, это такое состояние от жары и крикливости. Писателей в Одессе много, потому что ничего не надо сочинять. Чтоб написать рассказ, надо открыть окно и записывать».

И, хотя иногда Михаил Михайлович и вздыхает по поводу того, что «та Одесса давно уже уехала» или говорит, мол, «оптимистов не осталось. Только я», тем не менее, обязательно каждый год приезжает в родной город. И не только с концертами или «на отдохнуть», но и чтобы «подзарядиться» новыми интересными наблюдениями за «одесситами, с которых можно писать вечно». Ведь именно одесситы «разговаривают руками», и потому «одесситка, руки которой заняты ребенком, не может ничего объяснить». Ведь одесситы «не подозревают, что они шутят, и не надо им говорить, не то они станут этим зарабатывать. У них выпадут волосы, вместо того, чтоб говорить, они будут прислушиваться, записывать, а потом читать по бумажке». Ведь, в конце концов: «Для постороннего уха - в Одессе непрерывно острят, но это не юмор, это такое состояние от жары и крикливости. Писателей в Одессе много, потому что ничего не надо сочинять. Чтоб написать рассказ, надо открыть окно и записывать».