Алексей Берков - Дар Грома. Лошади в культуре индейцев равнин

В это же время стоимость двух наборов для трубки или два хвоста белоголового орла равнялись одной лошади. У оседжей и канза, у которых водилось много лошадей, а лысый орёл признавался редкой птицей, за один набор хвостовых перьев давали двух лошадей.

У лакота, приблизительно в то же время, за одну лошадь предлагали хороший лук с колчаном и двадцатью стрелами либо кремневое ружьё, либо два женских платья, отделанных лосиными зубами, либо заготовку для щита, либо два набора хвостовых перьев орла. Боевых и охотничьих пони, как правило, не продавали, но цены на них были почти в десять раз выше! И в более позднее время цены на лошадей у двух соседних племён разнились. Например, кроу оценивали своих лошадей в 60—100, а черноногие —в 20—60 долларов, в то время как зарплата ковбоя на Диком Западе составляла около 10—12 долларов в месяц, а 30 долларов получал исключительно хороший бригадир.

Самой ценной вещью на Равнинах признавалась шкура белого бизона. У некоторых племён продающий шкуру мог запросить любую цену, иногда целая деревня вынуждена была привозить ему товары. И все же в разное время в разных племенах цены сильно разнились. За шкуру белого бизона манданы и хидатса предлагали от пяти до пятнадцати лошадей, а также чайники, ружья и другие вещи. Арикара давали пять лошадей. Убийство молодой самки белого бизона почиталось на уровне военного подвига. Старые коровы или самцы бизонов стоили меньше. Шкура пятнистого бизона ценилась также высоко.

Если муж уличал жену в измене, то, помимо немилосердного её избиения, он мог убить или забрать её лошадей. В подарок разгневанному супругу обидчик мог предложить от одной до нескольких лошадей. Однако среди команчей и черноногих, владеющих большим количеством лошадей, наказание для обидчика было более суровым. Черноногие отрезали носы изменницам, а также могли продать последних белым. Команчи же своих женщин белым не отдавали.

2. Вьючные и верховые лошади. Их насчитывалось довольно много. Вьючные лошади (под этим термином мы часто будем подразумевать и обычных верховых лошадей) использовались для перевозки грузов и людей или для охоты на мелкую дичь, которая была повседневным, рутинным делом, в отличие от охоты на бизонов, носившей сезонный характер и требовавшей специального обучения. Вьючные лошади паслись в основном табуне, а при необходимости их отлавливали и впрягали в волокуши или седлали. В последнем случае лошадь выступала в роли транспортного средства, от неё требовалось только покрыть некоторое расстояние, например, от лагеря до места охоты, и обратно. Для этого не требовалось обучать лошадь каким-либо особым приёмам. В таком качестве могли использоваться и состарившиеся «бизоньи» лошади, уже неспособные к колоссальному напряжению охоты, но бывшие ещё в силах перевозить всадников или грузы. Зачастую для бедных индейцев вьючные лошади были единственными друзьями. К тому же на таких лошадях учились ездить дети с самого раннего возраста, или им доверяли перевозить грудных детей в специальных колыбелях, имевших жёсткую деревянную конструкцию и козырёк, предохраняющие в случае падения. Известны случаи, когда старые вьючные лошади даже спасали маленьких детей во время внезапного нападения врагов, и тогда про них рассказывали истории и пели песни, как про храбрых воинов.

Долгое время существовало мнение, что лошади пришли на смену привычно использовавшимся до того времени собакам. Это не совсем соответствует действительности. Осведомители хидатса заявили Уилсону, что собака травуа была в их умах «очень древняя», в то время как лошадь несла ощущение того, что «появилось совсем недавно». Правда и то, что многие племена давали лошади название, находя безусловное, в их глазах, сходство с собакой. Так, дакота называли лошадей shunka wakan (магическая собака), а сарси – chistii (семь собак). Уильям Батлер обращает внимание на то, что ассинибойны употребляли для лошади несколько названий; возможно, это были и диалектные формы, как, например, у их родственников сиу, которые использовали несколько названий для бизона. Батлер утверждает, что слова shoathinga и thongatchshonga у ассинибойнов имеют значение «большая собака». Гро вантры (они же атсина южной Альберты – бывшими некогда частью арапахов) называли лошадей itshoumashunga (красная собака), черноногие (сиксика) – ponokamita или ponokomitaiksi (лосесобака), индейцы кри – mistatim (большая собака), апачи использовали древнее слово jlin (собака), а для собак вскоре придумали новый термин (chunee). Корень «собака» для наименования «лошади» найден среди индейцев бивер (tsattine), билокси, хидатса, кайова, неперсе, ото, омаха и др. Команчи величали лошадь «собакой богов» и почитали наравне с койотом. Койот считался древним тотемным символом и культовым героем, он был напрямую связан с волком и собакой. Введение лошадей в «собачье семейство» автоматически обеспечивало им связь с древними культовыми символами и давало место в религиозных представлениях команчей.