Шарон Ротбард - Белый город, Черный город. Архитектура и война в Тель-Авиве и Яффе

В конце концов, не так уж это и удивительно, белый – признак белизны, и его всегда помещают на самом верху в системе ценностей, которые колонизуемые должны усвоить.

Психиатр Франц Фанон подробно разбирал белую систему ценностей и показывал, как она «проникала в душу» колонизованных сообществ посредством языка, акцента и культуры, когда исследовал возникновение «внутреннего расизма» и «желания быть белым» у чернокожих [252]. Несмотря на то что в области психиатрии Фанон придерживался французской традиции, создается впечатление, что его интерес к символическому, визуальному и репрезентативному механизму колониального государства был вызван желанием понять, как устроен колониальный уклад. Ему очень хотелось разгадать, как этот порядок выражается в практических и конкретных вещах, и, что еще важнее, – как можно в практических и конкретных вещах ему противостоять. Среди прочего Фанон показывает, что насилие и агрессия являлись движущей силой процесса колонизации. Отсюда один шаг до следующего вывода: чтобы создать архитектуру модерна, не говоря уже о том, чтобы построить новые города, нужно было проявить изрядную жестокость и агрессию.

В первой главе своей последней книги – «Изгои Земли» (глава называется «О насилии») Фанон подробно объясняет, почему колониализм главным образом и прежде всего связан с насилием. Базовый принцип, управляющий колониальным порядком, – разделение: «Колониальный мир – это прежде всего мир расчлененный». А поскольку такое расчленение происходит в определенном реальном пространстве, то:

«…существуют города для европейцев и для коренного населения ‹…› Европейский город – массивный, построенный из камня и стали, он освещен и заасфальтирован ‹…› в европейском городе босых ног колонизатора не видно, разве что на пляже. ‹…› Колонизованный город – город голодный, в нем всегда не хватает хлеба, мяса, обуви, угля, света» [253].

Эти два типа пространства противоположны друг другу и подчиняются принципу взаимоисключения. Примирение невозможно. Логика колониального мира односторонняя и весьма проста: «Причина есть следствие – ты богат, потому что белый, ты белый, потому что богатый» [254]. Фанон пишет и о том, как колонизующая власть прибегает к насилию, пытаясь создать желаемый образ колониального порядка в истории и в реальном пространстве:

«Колонизатор творит историю и знает об этом. И поскольку он постоянно обращается к истории метрополии, показывает, что, хоть и находится здесь, сам он является продолжением метрополии. История, которую он пишет, – не история земель, которые он использует, но история нации, которая грабит, насилует и морит голодом» [255].

Следовательно, единственный способ борьбы с таким разделением – это полное его отрицание: тотальная революция, тотальный хаос. Новая разрушительная волна насилия – как неизбежная реакция на эту угрозу.

Но, вероятно, все не так просто, как кажется: замена одного города другим не всегда возможна, и только с развитием постколониальной теории как академической дисциплины и появлением таких мыслителей, как Эдвард Саид и Хоми К. Бхабха, были выработаны принципы эффективных стратегий сопротивления. Хоми Бхабха омечает:

«Задача состоит в том, чтобы выявить за внешней оболочкой “белизны” агонистические элементы, которые делают ее нестабильной, шаткой формой власти: громадные “различия”, которые ей приходится преодолевать; наследие травм и террора, который она породила и от которого ей приходится себя защищать; амнезию, к которой она прибегает; насилие, которое она сеет, превращаясь в транспарентную и трансцендентную силу власти» [256].

Как это ни удивительно, но из-за сложности такого двойственного взгляда (изнутри и снаружи) и довольно запутанной системы образов и репрезентаций, связанных с каждым из них, предположительно научный, профессиональный архитектурный дискурс сводится к чистой, упрощенной «истории архитектуры», лежащей в основе тезиса о Белом городе, – реальность одновременно скрывается, стирается и перекраивается, и при этом создается цельная новая система обоснований и оправданий.

Именно о таком насилии говорят Фанон, Бхабха и многие другие теоретики антиколониализма и постколониализма. Притворная невинность, обволакивающая историю Белого города, объясняется не только белым нарративом, который распадается сам по себе, но и желанием выделить эту автономную историю архитектуры из «общей» истории, найти точки пересечения между автономной историей израильской архитектуры и автономной историей мировой архитектуры, чтобы пересказать историю региона.