И это возвращает нас к поиску биологического виновника депрессий. Прослеживая действие случайно открытых первых антидепрессантов в обратном порядке, ученые установили, что они повышали активность моноаминовых нейромедиаторов [36]: норэпинефрина, дофамина и серотонина. В 1965 году ученый из Массачусетского центра психического здоровья Джозеф Шильдкраут обнаружил, что в организме больных депрессией уменьшается содержание продукта распада норэпинефрина под названием метокси-гидроксифенил-гликоль (MHPG). Это заинтересовало ученых с той точки зрения, что появился способ для измерения депрессий. Если бы мы научились определять дефицит этого нейрохимического вещества, мы получили бы возможность диагностировать подобные расстройства и бороться с ними на биологическом уровне. Передовые по тем временам работы Шильдкраута позволили выдвинуть моноаминовую гипотезу, согласно которой это заболевание вызывается дефицитом трех перечисленных выше нейромедиаторов – «гормонов счастья». Большинство исследований ученых и попыток создания новых методик лечения с той поры сосредоточились на поиске путей коррекции именно этого дефицита.
В 1970 году, только что закончив колледж, я поступил на работу в Массачусетский центр психического здоровья и сразу был захвачен водоворотом новых веяний в психиатрии. Шильдкраут стал моим научным руководителем, и я получил отличную возможность из первых рук узнать о биологической теории возникновения расстройств настроения. Через два года я поступил в Высшую школу медицины Питтсбургского университета, где начал ежедневную практику в качестве психоаналитика и продолжил заниматься получившей тогда развитие наукой о мозге. В Высшей школе все активно изучали MHPG, и я тоже начал исследования, связанные с измерением уровня абсорбции красными кровяными тельцами ионов лития как инструмента для классификации различных видов депрессии. Я замораживал анализы мочи больных шизофренией и отправлял на исследование Лайнусу Полингу в Стэнфордский университет, внедрял компьютерные программы для анализа полученных данных, выступал со своими выводами на психофизиологической конференции. Как ученый, я был охвачен страстным желанием превратить психиатрию в «материальную науку».
Примерно тогда же в одном из научных журналов я наткнулся на статью о психиатрической клинике в Норвегии, где пациентам предлагались либо медикаментозные методы исцеления депрессивных расстройств, либо ежедневные физические упражнения. Для меня это был шок: соответствующие лекарства только начали применять, и результаты постепенно трансформировали наши представления о лечении этого заболевания. А тут норвежский госпиталь предлагает людям с тяжелыми депрессивными расстройствами заниматься физкультурой. И это работает! К сожалению, новая методика не прижилась, а сведения о ней затерялись. В те времена, когда мы только проникали в глубины мозга, необходимы были «материальные научные достижения».
Вернувшись в интернатуру Массачусетского центра, я оказался уже на гребне другой волны – «помешательства» на беге. В Бостоне, где расположен центр, жил олимпийский чемпион по марафону Фрэнк Шортер, участвовавший в известных бостонских марафонах. У нас был знаменитый бегун на длинные дистанции и популяризатор бега Билл Роджерс, который между 1975 и 1980 годами выиграл четыре марафона в Бостоне и Нью-Йорке. Он призывал всех заниматься бегом. Случилось явление, которое мы назвали эндорфинным бумом.
Кандейс Перт, нейрофизиолог и исследователь из Университета Джонса Хопкинса, установила, что в мозге имеются рецепторы, воспринимающие нейрохимические вещества из группы опиатов. Это означало, что в организме человека существует природный механизм подавления боли с помощью молекул веществ, которые действовали как морфин. Эти нейрохимические вещества, названные эндорфинами, были способны притуплять боль и создавать ощущение эйфории. Когда же повышенный уровень эндорфинов был обнаружен в крови некоторых бегунов, пазл сложился. Теперь стало понятно, почему после тренировок улучшается настроение: они наполняют мозг морфиноподобными веществами. Тогда и появился термин «эйфория бегуна», выражавший высшую степень такого эффекта. В то время я впервые связал физические упражнения с настроением.
Эндорфины считаются гормонами, которые вырабатываются в мозге под влиянием стресса. Их насчитывается до 40 видов, а эндорфиновые рецепторы расположены по всему мозгу и телу. Полагают, что эндорфины успокаивают нервное напряжение и снимают мышечные боли, связанные с интенсивными нагрузками. Это своеобразный эликсир героизма, помогающий не замечать боль при высоком физическом напряжении и, таким образом, позволяющий человеку выполнить стоящую перед ним задачу. Роберт Пайлз, психиатр, которого я упоминал в главе 3, – прекрасный пример. Как марафонец, он гордился тем, что завершил все дистанции, в которых принимал участие. Но однажды во время ежегодного Бостонского марафона с ним случилась беда. Его нога запуталась в большом полиэтиленовом мешке, который кто-то использовал, чтобы разогреться на линии старта, а потом бросил, и Пайлз упал на колено. Он тут же поднялся и продолжил бег, испытав не столько боль, сколько шок. Однако постепенно его бег становился каким-то странным, а на двадцать девятом километре распухшее колено перестало работать. Он повредил мениск. Каждый шаг должен был вызывать мучительнейшую боль, но, по словам Пайлза, он не замечал ее. Судя по всему, такой эффект оказали эндорфины.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу