Эмбер Даст - Дневник Софи

– Да по ней было видно, что у нее какие-то психические проблемы. Она где-то просто покончила с собой. Но никто пока не может ее найти.

– Я уверен, что у нее жутко строгие родители, которые буквально плетями заставляют ее быть прилежной девочкой, вот она и решила сбежать.

– Она же на пробежку ушла? Вот, наверное, марафон и бегает. Правда, он уже немного затянулся.

Под конец дня мне стало тошно от всех этих пересудов и сплетен. Особенно отличились парни, которые всеми способами пытались свести произошедшее к шутке, хотя смешного в этом было откровенно мало. Если девушка пропала без следа, никому не сообщив о том, куда идет и зачем, значит, это уже попахивает чем-то скверным.

Хайнц появился в классе в крайне приподнятом расположении духа. Признаться честно, никто не ожидал увидеть его таким. Когда я увидела его давно забытую всеми озорную улыбку, то почувствовала, что где-то внутри зародился маленький, но теплый огонек надежды на то, что любая боль, причиненная другим человеком, рано или поздно проходит, и ты сможешь улыбнуться новому дню.

– Друзья, у меня для вас задание, – начинает он прямо с порога, – Я хочу, чтобы вы сейчас прослушали одну мелодию.

Хайнц химичит с оборудованием под нашими пристальными взорами, пока из колонок не начинает звучать спокойная мелодия. Звуки фортепьяно завораживают меня, эти легкие звонкие переливы пробуждают мое воображение, и в голове уже предстает картинка – мелкие капельки теплого весеннего дождя постукивают по карнизу, переливаясь всеми красками бушующей свежести природы. Пышущая жизнью зелень наполняет мой разум, и я почти ощущаю легкие сладковатые ароматы распускающихся бутонов цветов.

В один миг мелодия стихает. Пространство, которое только что было наполнено самыми живыми и яркими красками, мрачнеет. Тревожные нотки набирают силу. И вот пейзаж в моей голове сменяется, красочно нарисованное моим воображением ясное небо затягивают тяжелые серые тучи. Все стихает в ожидании чего-то невыносимо тяжелого и устрашающего. Что-то неуловимое сквозит в каждой тени, отбрасываемой ветвями деревьев. Но ничего не происходит. Ожидание повисает в воздухе, пока в классе звучат последние нервные нотки.

Я кидаю небрежный взгляд на остальных студентов. Абсолютное молчание. В одних лицах я вижу испуг, в других угрюмую задумчивость, а в некоторых и вовсе тоску.

– Отлично, – преподаватель разбивает своим бодрым голосом повисшее в классе молчание, – Теперь мы разделимся на группы и обсудим то, что только что услышали. Главное правило. Мы не обсуждаем музыкальные нюансы этого произведения, мы делимся лишь чувствами и эмоциями. Идет? – мы киваем в знак согласия.

Пока Хайнц делит людей на произвольные группы по понятному только ему принципу, я замираю в предвкушении того, чтобы уже поделиться с кем-то той прекрасной, хоть и под конец ставшей мрачной картиной, которая возникла в моем сознании.

– Ну и наконец… Софи, – я перевожу на него взгляд, – Тебе достается лишь один человек.

Черт. Я все пропустила мимо ушей, пока размышляла над тем, как уложу свои ощущения в слова. Кто остался? Я озираюсь вокруг и натыкаюсь на взволнованные перешептывания. Что такое?

– Ханна, – такой мягкий и бодрый голос мистера Хайнца в этот момент звучит как смертельный приговор.

Я быстро отыскиваю ее глазами. Чертовка и бровью не ведет. Она сидит, скрестив руки на груди, и смотрит прямо перед собой. Кажется, ей абсолютно все равно, с кем обсуждать услышанную мелодию. Да и слушала ли она ее вообще?

В классе воцаряется гул и суета, пока ребята усаживаются группами. Я выжидающе гляжу на Ханну, но она продолжает неподвижно сидеть на месте с застывшей на губах туманной ухмылкой. Я закатываю глаза, встаю и медленно двигаюсь в ее направлении. В этот момент я, наверное, была похожа на преступника, идущего на эшафот.

Я присаживаюсь за стол напротив нее и быстро теряюсь в охватившем меня чувстве крайней неловкости. Мне с ней жутко некомфортно. Даже просто сидеть за одним столом.

Ханна медленно переводит напряженный взгляд в мою сторону, и когда я уже готова выслушать поток колких замечаний в свой адрес, она издает лишь короткий усталый вздох. Она выпрямляется и немного подается вперед. В ее взгляде вдруг отражается крайняя заинтересованность. Но она не говорит ни слова. Просто сидит и медленно и мучительно изучает меня. Ее темные глаза запускают в меня электрические искры, происхождение и назначение которых мне абсолютно неясно. Мне быстро надоедает этот процесс, и я беру инициативу в свои руки.