Эмбер Даст - Дневник Софи

– Да все… по-старому, – отвечает он, – Ты не планируешь приехать в ближайшее время?

– Не особо, – растерянно говорю я, крайне удивленная таким внезапным вопросом, – А что?

– Да так. Давно не виделись, и я… ну… немного… в общем… скучаю.

От удивления я теряю нижнюю челюсть. Что он только что сказал? Я теряюсь, моя комната вдруг становится бермудским треугольником для моих спутанных мыслей.

– Оу, ну…, – а мы с отцом определенно похожи, когда дело доходит до выражения своих чувств и мыслей, – Я тоже, пап. Я посмотрю, что можно будет сделать. Если в ближайшее время я буду не так загружена учебой, я обязательно выберусь домой на выходные.

– Да, будет здорово, – я слышу в его голосе легкую улыбку, и это еще больше потрясает меня, – Прости за поздний звонок. Просто не мог уснуть, хотел узнать, все ли в порядке.

– Ничего, я еще не ложилась.

– Среди недели? Поймала дух студенческого бунтарства?

Я смеюсь, и папа подхватывает мой смех. Он удивляет меня все больше с каждой минутой. Я уже и не помню, когда в последний раз слышала его смех.

– Но я все же пойду спать, ладно?

– Конечно, дочь, – уже серьезно отвечает он.

– Я… еще позвоню тебе, – неожиданно для самой себя выдаю я.

– Конечно. В любое время, – папа глубоко вздыхает, – Спокойной ночи.

– И тебе тоже. Пока.

Я кладу трубку, а затем понимаю, что на моих губах застыла улыбка. Как же мне все мое детство не хватало его. Я бы забыла все свои обиды, если бы он почаще пересиливал себя, свою гордость, горечь, и просто говорил со мной. Даже вот так, как сейчас. Даже пять минут. Этого было бы уже достаточно для того, чтобы растопить мое раненное еще в детстве сердечко.

Улыбка медленно сползает с лица, когда мой взгляд падает на могучий ствол растущего через дорогу от нашего дома дуба, а точнее на силуэт мужчины, скрывающегося за деревом. Словно почувствовав, что я сосредоточила на нем все свое внимание, он мгновенно полностью скрывается за деревом.

Черт. Он смотрел прямо сюда. Меня прошибает холодная дрожь, мозг дает вязкие сигналы занемевшему телу, но все бесполезно, я будто приросла к месту.

– Софи? Ты идешь спать? – я даже не услышала, как Лили вышла из ванной, – Что там?

– Ничего, – я мгновенно прихожу в себя, хотя жутковатые импульсы все еще простреливают мое сознание, – Ничего, просто разговаривала с папой по телефону. Уже действительно очень поздно. Нужно спать.

Лили разглядывает мое побледневшее лицо, но, в конце концов, видимо решает не допытываться. Она ныряет под одеяло, а я, одержимая параноидальными мыслями, вызванными увиденным, по десять раз проверяю, закрыты ли окна и дверь.

Когда я, наконец, успокаиваюсь и убеждаю себя, что это просто один из пьяных в стельку студентов, я безнадежно путаюсь в сетях сна. Откуда-то из глубины моего сознания звучит фраза:

Я ненавижу тебя, Келси Харпер.

Глава 12

Остаток недели проходит вполне спокойно и даже немного вяло. Студенты начинают входить в колею, набираясь терпения на ежедневную каторгу в виде многочасовых скучных лекций.

Я стойко выдерживаю занятия, на которых мое внимание машинально рассеивается в мыслях, уносящих меня куда-то вдаль, в мечты о чем-то нежном, теплом и воздушном, но таком недосягаемом. Каждый день, заходя в класс по вокалу, я с горечью вспоминаю о том, какой счастливой меня раньше делали часы, проведенные здесь. Часы? Да для меня это время пролетало как единый миг. Моя уверенность в себе сильно пошатнулась. Даже и не думала, что все может так кардинально измениться за каких-то пару дней. В казавшихся мне раньше восхищенными взглядах однокурсников я четко вижу насмешливые отблески осуждения. Мистер Хайнц плавно спустился с моего пьедестала лучшего преподавателя в мире, ведь теперь в моем сознании рядом с его образом враждебно мелькают сиреневые локоны.

На следующий же день после вечеринки я четко решаю для себя, что просто обязана извиниться перед Ханной. Однако на уроке вокала я застаю ее в крайне мрачном и отрешенном настроении. Она сидит в полном одиночестве, обхватив себя руками и задумчиво глядя в окно. Я лишь на секунду ловлю ее взгляд, но сразу же замечаю в нем оттенки горечи. Она словно посылает окружающим импульсы о том, что не хочет, чтобы ее кто-то беспокоил. Всю неделю она была молчалива. Ей удавалось слиться с обстановкой настолько, что все остальные студенты и вовсе забывали об ее присутствии.

Но не я.

Я не могла унять свои мысли. Навязчивые картинки, связанные с той сценой в туалете на вечеринке, атаковали меня как назойливые комары в летнюю ночь. Ее руки, скользящие по ногам девушки, ее губы, атаковавшие тонкую, нежную кожу шеи той брюнетки, яркими огоньками вспыхивали в моей памяти.