Олеся Бондарук - Я, андрогин

Я слукавил, когда сказал, что начал искать своего первого мужчину во Франции. У меня была наивная и короткая история еще в Марокко. Мне было лет тринадцать, я только вошел в пубертат, но уже понял, что мне нравятся не только девочки, но и мальчики. Я никогда ни с кем об этом не говорил, даже с Ратхой, но первый раз влюбился я именно в мальчика, в нашего соседа. Он так ничего и не узнал. Мы дружили детьми, но когда я понял, какие чувства я к нему испытываю, я испугался. Испугался позора, испугался гнева родителей, божьего наказания, насмешек соседей. Я сделал все, чтобы рассориться с моим другом, который так и не понял, в чем его вина, и который сохранил обиду на меня до конца нашей учебы в одной школе.

Это странно, но именно тогда, когда мы поссорились, в школе ко мне стал подходить старшеклассник, с которым мы до этого почти не говорили. Однажды он позвал меня поговорить в углу школьного двора. Там, весь красный, задыхаясь от смущения, от спросил, не хочу ли я попробовать «это» с ним потихоньку. Такие истории совсем не редкость в Марокко: религиозные родители ревностно следят за девочками, многие с четырнадцати лет носят хиджаб, а в пятнадцать уже выходят замуж. Пригласить кого-то на свидание, а тем более рассчитывать на секс, обычным мальчишкам можно только с проститутками. Мой старший брат, который так и не женился, лишился девственности в тридцать с ловкой профессионалкой, и это были его единственные сексуальные отношения за всю жизнь!

Я думал о том мальчике, с которым рассорился, о том, что мне предстоит жить с несчастной любовью к нему. Ведь тогда это чувство показалось мне таким сильным, что я думал, что оно никогда не пройдет! Я буду вечно терзаться этими желаниями, которые я даже не мог точно определить… Я хотел, а чего хотел, я не знал… И когда тот старшеклассник предложил мне это, я подумал, что возможно, это и есть ответ на мой вопрос. Что если я попробую это с кем-то еще, я перестану мучиться. Что я просто неудачно выбрал объект любви, но когда я усилием воли заставлю полюбить кого-то другого, эта боль уйдет. Я был таким наивным! Я путал все: чувства, сексуальные желания, простое любопытство, желание прикоснуться к чему-то, что остается тайной для большинства сверстников… Короче, я покраснел не меньше, но сказал да.

Мы уединились в школьном туалете, где попробовали сделать «это». У нас просто ничего не вышло. Мы не знали, как это происходит, не знали, что нужна смазка, боялись, что кто-нибудь войдет и увидит нас. Я помню, как стоял спиной к нему и чувствовал твердое между ягодиц, что-то, что напрасно пыталось проникнуть в меня, но это все, что мне удалось ощутить тогда. Мы расстались смущенные, не смотря друг на друга. Я никогда его больше не видел. Говорили, что он перестал ходить на занятия. Может, он просто сменил школу, тогда это было не редкостью. Каждый раз, когда я вспоминал об этом эпизоде, мне становилось жарко и тесно от стыда.

Но это было давно, давно… Все почти стерлось из памяти… А вот тот первый раз в Тулузе – нет, слишком отчетливо я его запомнил, хотя очень долго старался забыть…

В итоге я все-таки зарегистрировался на сайте знакомств и довольно быстро получил первое предложение. Мы встретились в кафе, и я не ушел сразу только потому, что не знал, смогу ли я найти кого-то еще. Он мне не понравился. Он был толстым, с лысиной, окаймленной редкими светлыми волосиками и с ужасным каталонским акцентом. Мы потягивали пиво, и он рассказал мне о себе. Он женился в двадцать лет, до сих пор живет с женой. У них дети и внуки, маленькая булочная в деревне и кафе при ней. И всю жизнь, примерно с восемнадцати лет, он спит с мужчинами, для чего ездит в большие города, чтобы не узнали знакомые. На сайтах знакомств искать легче, раньше было сложно, приходилось искать через таких же, как он, обмениваться телефонами и адресами «особых» баров.

Мне было одновременно и противно, и жаль его. Я не представлял себе, как можно вот так провести всю свою жизнь, прячась, притворяясь не тем, кто ты есть, нагромождая ложь на лжи, чтобы вырваться на пару дней из этой лицемерной жизни, чтобы ощутить себя настоящим где-нибудь в гостиничном номере с незнакомым типом. «Вот что тебя ждет. Это твоя жизнь тоже», – подумал я. Но я точно знал, что я бы от такого задохнулся. Я бы не смог делить постель с человеком, которого я не люблю, много-много лет. Но легко говорить «Да я! А вот я бы!», легко решать за другого. Я ведь тоже не спешил рассказать родителям или даже Джо о том, кто я на самом деле. Я просто предпочитал напиваться и плакать мерзкими пьяными слезами от жалости к себе и от слабости, которая не давала мне покончить с этим кардинально, раз и навсегда, например, повесившись в своей убогой квартирке.