Елена Каштанова - Компромисс

Утром я приперся в больницу еще до девяти часов, поэтому пришлось ждать обхода врачей, завтрака и начала запуска посетителей. Порядки в наших учреждениях как в тюрьме, ей богу, больницы для медперсонала, а не для больных. Крис возлежал (другого слова не подберу) на горке подушек и сосредоточенно читал какую-то книгу. Не знаю, что случилось с моим восприятием, но смотрелся он как монарх среди подданных. Подданными были суетливый дедок и небритый мужик средних лет, четвертая койка была пуста. "Монарх", разметавший по подушкам черные кудри, выглядел необыкновенно элегантно в заношенной больничной рубахе на завязках, а из-под одеяла грациозно (да-да, это не опечатка) торчала поврежденная конечность с какими-то пыточными приспособлениями на ней. Я уже собирался было начать запариваться на тему согнуться мне в поклоне или упасть на колени, как вдруг он поднял глаза от книги, прищурился, всматриваясь, сверкнул белоснежной улыбкой, и наваждение спало, он стал обычным парнем, таким же, как я.

– Привет, – поспешно затараторил я. – Как ты? Я тут тебе всякой фигни принес, вот одежда и белье, всякие щетки-расчески, салфетки, кружка с ложкой, вода, фрукты…

Я перечислял, выгружая все на стоящую рядом тумбочку.

– Ух ты! Книжка электронная! – восхитился он. – Ты мой дважды спаситель. Смотри, что принесли мне медсестры.

Он указал на потрепанный том, который отложил с моим появлением.

– "Повреждения костей и суставов", – прочитал я название.

– Ага. 79-й год, представляешь? Меня еще на свете не было, а эта книга уже была. Очень увлекательное чтиво, вот послушай, это самое начало.

Он откашлялся и тоном лектора с трибуны выдал:

– Репаративная регенерация кости после травмы представляет собой сложный биологический процесс, который начинается непосредственно после перелома и развивается на основе физиологической регенерации. Кровь, излившаяся из поврежденных внутрикостных и мышечных кровеносных сосудов, и отечная жидкость образуют вокруг костных отломков экстравазат, который свертывается; уже со 2-го дня в него врастают размножающиеся мезенхимальные клетки вместе с сосудистыми образованиями. Возникновение мезенхимальной ткани стимулируется продуктами тканевого распада, образующимися в области перелома.

Он поднял глаза от книги, выходя из образа, снова прищурился, и мы прыснули, глядя друг на друга.

– Я ничего не понял, если честно, но, кажется, все сложно, – предположил я.

– Вот-вот, сенсорный голод утоляет, а интеллектуальный как-то не очень.

– А там написано, как это называется? – я кивнул на конструкцию из каких-то перекладин и гирь, которая опутывала своими сетями его ногу.

– А как же! Шина Белера. Применяется для скелетного вытяжения при переломах нижних конечностей.

– Бр-р-р. Ну и извращенец этот Белер.

Повисла пауза, мы не знали, что еще сказать друг другу.

– У тебя зрение плохое? – наконец спросил я.

– Хорошее. Почему ты так решил? – заинтересовался он.

– Ты щуришься.

Он с любопытством на меня посмотрел.

– А ты внимательный. Раньше носил очки, да. Потом сделал лазерную коррекцию, и сейчас все нормально. А мимика и жесты остались, от них так просто не избавишься.

– Понятно…

Снова мы оба замолчали. Трудно вести разговор с человеком, которого видишь второй раз в жизни.

– Короче. Я сейчас на работу поеду, а вечером снова приду. Ты пока список составь, что нужно еще привезти. Блокнот и ручку я принес.

– А телефон зачем?

– Как зачем? Симку твою переставим, чтобы связь у тебя была. Это мой старый аппарат, я не покупал, не волнуйся.

– Все равно все контакты в разбитом телефоне.

– Зато тебе можно будет дозвониться.

План наш провалился. То ли мой телефон отказался есть его симку, то ли она повредилась во время падения, но связь нам наладить так и не удалось.

– Симку без твоего присутствия поменять не получится, наверное. Но не переживай, – я пытался быть оптимистом. – Я заберу твой телефон, отнесу в ремонт, может, там что-то придумают.

Он посмотрел на меня удивленно.

– Я и не переживаю. То есть переживаю, но не из-за этого. – Он смущенно помолчал. – Как там Ори?

– Ори? – не понял я. – А, Орешек. Грустит, конечно. Он у тебя всегда такой… спокойный? Лежит на своей подстилке, даже не шевелится.

– Он старенький уже. Ему тринадцать лет будет. Для собак это очень много. Его зовут Орион, я вчера толком не успел ничего рассказать. Ты прости, что приходится с ним возиться… Но я пока ничего другого не могу придумать. Много проблем от него?