Татьяна Яшина - Загадки Красного сфинкса

– Вас там не было! Откуда вы это все взяли?

– Начальник личной охраны присутствует на всех совещаниях Монсеньера.

– Жюссак все придумал.

– Жюссак? Придумал?

– Ну да, это вряд ли. Но вам-то что?

Я смотрел на Рошфора, такого красивого, такого ловкого, умного, верного, увидел, как бьется в его глазах вопрос – другой, не тот, который он задал – и ответил:

– Я не знаю, почему я. Я не знаю, почему не вы…

К счастью моему и кота, мэтр Шико был у себя.

– Кто тут у нас?

Кот припал к куртке и вытаращился на медика, который бесцеремонно производил осмотр.

– На боку ожог, левая нога – закрытый перелом, правая – тоже перелом, но старый и неправильно сросшийся. В общем, ничего страшного я не вижу, животное молодое, сильное, хоть и истощено. Я обработаю бок и наложу шину на ногу. Кормить и убирать за ним будешь сам.

– Спасибо, мэтр Шико! Не знаю, как вас и благодарить.

– Я знаю – перемоешь мне все пузырьки.

Зверь оказался терпеливым: не кусался, не царапался и не бился, пока мэтр Шико накладывал лубки и перевязывал ему бок. Рошфор предложил свою помощь, но держать кота особо не требовалось, и граф покинул лазарет.

Обмотанный поперек туловища несколькими слоями полотна, кот стал напоминать епископа в черной сутане, не хватало только пилеолуса. Я подобрал комочек корпии, расплющил в лепешку и положил коту на голову, прыснув – сходство стало полным.

– Какой ты еще мальчишка, Люсьен, – вздохнул медик. – А ведь тебе уже… Сколько тебе лет, кстати?

– Двадцать три, пятого числа исполнилось.

– Я в двадцать три года был вторым хирургом при осаде Амьена, – мэтр Шико провел красной ладонью по коротко стриженным седым волосам и задумчиво глянул куда-то вдаль.

– Мэтр Шико, а расскажите! Амьен – это во Франции?

– Да, в Пикардии, на севере. В 1597 его взяли испанцы – и так хитро! Граф Фуэнтес послал к воротам города своих лучших бойцов, переодетых крестьянами, с корзинами орехов и яблок. Капитан гвардии был большой любитель фундука, он разрешил им войти. Ему разбили голову шестопером, которым он колол орехи…

– А потом?

– А потом наш добрый король Генрих Четвертый взял Амьен в осаду. В начале осады я сделал свою первую ампутацию, а через полгода, после штурма, – сотую.

– Вы столько рук отрезали?

– Почему рук, мальчик? Ног! Ты до сих пор думаешь, что на войне людей губит сталь и порох? Зараза их губит, вот что! Чума, холера, лихорадка, гангрена от стертых ног – уносят больше жизней, чем лучшая испанская кавалерия…Натер солдат ноги, раны загноились, заражение крови – и привет, апостол Петр. Или, скажем, отхожие места рядом с колодцами – кровавый понос у половины состава. Герцог де Люинь под Лонгвилем умер от кровавого поноса.

– Страсть какая, – поежился я. За всю осаду Ла-Рошели я не мог припомнить таких ужасов, правда, Монсеньер не все время находился в ставке, как и король, курсируя между Ла-Рошелью и Парижем.

– Так не зря отец Жозеф и его капуцины солдат каждую неделю мыться гоняют! – словно прочел мои мысли мэтр. – Образцовая война, как хочет его высокопреосвященство. Однако ты мне зубы не заговаривай: пациент требует заботы. Ходить будет под себя первое время, укороти ему сразу шерсть на животе и на задних лапах, чтобы удобнее было чистоту наводить. Только накорми сначала.

Я принес миску молока и кусок фаршированной перепелки – остаток от завтрака мсье Армана. Кот затрясся, опустив в миску морду, и опустошил ее в два счета. Так же бодро он управился с перепелкой, потом блаженно зажмурился и замурлыкал на всю палатку.

Я осторожно обстриг длинную шерсть у него под хвостом, на основании хвоста и на задней части лап. Кот не пытался помешать, да и широкая повязка не дала бы ему это сделать. Ни одной светлой шерстинки не обнаружил я у этого зверя. И усы были черные. Я расчесывал длинную косматую шерсть, когда в палатку вошел Монсеньер.

– Что тут происходит? – сухо осведомился он, окидывая нас пронзительным взглядом. «Не в духе», – понял я. Но Монсеньер увидел нашего пациента и лицо его дрогнуло.

– Откуда здесь кот?

Мэтр Шико молча указал на меня пинцетом с зажатым куском корпии.

– Я его нашел, – заторопился я, молясь, чтобы мсье Арман не заинтересовался всеми обстоятельствами находки. – У него обожжен бок и лапа сломана.

– Вторая тоже была когда-то сломана, – добавил медик. – Животное живучее, но хромое.

– Прекрасно, – тихо произнес Монсеньер. Его глаза улыбались. Он стянул перчатку и погладил кота, одними пальцами, распутывая свалявшуюся шерсть на шее. Кот мгновенно раскрыл янтарные глаза, уставился в лицо мсье Армана и увеличил громкость, сотрясаясь от мурлыканья всем телом. – Надо бы его окрестить, раз уж вы, мэтр, даете гарантию, что он будет жить.