Татьяна Яшина - Загадки Красного сфинкса

Я услышал шаги.

Кто-то ступил на рыхлый снег.

Лохматый черный кот с лаково-красным ободранным боком показался из развалин, повел головой, увидел меня и замер, прижав уши.

Затем, глядя мне в лицо желтыми выпученными глазами с черными точками зрачков, направился ко мне, медленными скачками – на трех ногах, поджав заднюю.

– Вот он!

– Тише ты, тише, – раздался звонкий детский голос, и из сарая, что ближе к городу, выскочили четверо мальчишек – худые, бледные, с обведенными синевой глазами. Младшие побежали к коту, тяжело запинаясь о снег, а старший нагнулся, цапнул худой костлявой рукой камень и запустил в кота.

Кот шарахнулся и ускорил ход.

Один из малышей упал, на него повалились остальные.

Старший откинул длинные черные волосы с глаз, взял камень побольше, задержал дыхание, прицелился, кинул – и попал коту в заднюю лапу.

Я услышал тихий хруст, с каким сломалась кость.

Кот вскрикнул, дернулся, низко завыл и пополз, глубоко зарываясь в снег передними лапами.

Мальчик держался за грудь, не отрывая застывшего горячечного взора от раненого зверя. Кот полз.

Мальчишки догоняли.

Я шагнул за границу нейтральной полосы.

До кота был десяток шагов, на ходу я стянул с себя куртку и набросил на него, чтобы не браться руками за его искалеченное тело – особенно меня пугал бок, пачкавший снег кровью и сукровицей.

Наклонился – услышал, как пуля щелкнула о камень – тот, что перебил коту лапу. От выстрела камень дернулся, словно его тоже ранили.

Кот молчал и не шевелился – ни когда я поднимал его, ни когда нес обратно на границу.

Еще два выстрела раздались, когда мы уже поравнялись с корзиной-ориентиром.

– Мсье, это наш кот! – раздался жалобный крик мне в спину.

– Мы его давно караулим!

– Мсье, отдайте, отдайте! – ребенок закашлялся. Я повернулся и увидел, как мальчик стоит в снегу на коленях и бьется в тяжелом лающем кашле. Тень, отбрасываемая крепостной стеной, сделала его лицо серым, неживым.

Старший мальчишка ненавидяще глядел на меня, сжимая в руке камень. Потом глаза его устало закрылись, рука разжалась. Он вытер нос кулаком и тихо, обреченно сказал:

– Айда, ребята. Охота не удалась.

Кот был совсем невесомый, словно я нес пустую куртку – но разве куртка может так мурлыкать и так греть? Я подумал, что совсем уж не жилец не мог бы так бурно радоваться спасению – на носу у него висела капля, глаза тоже заволокло мутной пленкой, но передние лапы месили сукно, как повар Бернар – тесто для бриошей, а тарахтел он, как часы Монсеньера флорентийской работы.

«Отнесу мэтру Шико, – решил я. – Переломы и раны – его епархия».

И чуть не уткнулся кому-то в лиловую грудь.

Разумеется, это был Рошфор. Интересно, как ему удалось укрыться в чистом поле, да еще вместе с конем – заставил Идальго залечь в сугроб? А теперь солнышко припекло, сугроб растаял, граф демаскирован?

– Скажи мне, милый друг, – граф взял меня за подбородок, – доколе я буду свидетелем твоих безумств?

– Можете стать соучастником, – предложил я.

– Во всяком случае, лишать голодных детей добычи – более безопасно, чем убивать мушкетеров его величества.

– Не спорю. Видите – я исправился.

Он отпустил меня и тихо сказал:

– Люсьен, я погорячился тогда. Надо ж было тебя как-то остудить.

– Да ладно. Показали мне, кто я есть.

– Я тоже был не в себе. Страшнее, чем потерять друга – только тут же потерять второго друга.

Я вовсе не обиделся на вчерашний разговор, просто было горько.

Вчера Монсеньер был крайне раздосадован. Меня поразила его реакция – он был не разгневан, не огорчен, не опечален – он выглядел как человек, испытывающий досаду на помеху своим планам.

– Поосторожнее, Рошфор, пока с вами не случилось то же, что с миледи.

– А что случилось с миледи? – мурлыкнул граф. Мы ждали ее, как жители Ветилуи ждали Юдифь, – Бэкингем был мертв. Причем убит он был своим же собственным офицером Джоном Фельтоном, протестантом и дворянином.

– Вот это работа! Это перл! Бриллиант! Фреска Буонаротти! – восхищался Рошфор, услышав благую весть, и кардинал, казалось, разделял его восторги.

– Ей отсекли голову, – проинформировал Монсеньер, насладился быстрой сменой выражения на лице Рошфора и удалился, никак более не комментируя.

Рошфор обвел нас безумным взглядом и шагнул вслед за кардиналом. Мэтр Шико, Жюссак и я молчали, подавленные ужасным известием.

Граф, конечно, быстро все разузнал.

– Смерть миледи связана с тремя мушкетерами – Атосом, Портосом и Арамисом и гвардейцем роты господина дэз Эссара Д’Артаньяном. Миледи убрала Констанцию Бонасье, камеристку королевы и возлюбленную Д’Артаньяна, и он отомстил.