Татьяна Яшина - Загадки Красного сфинкса

«Вот так и буду сидеть, – думал я, – плевать что мокрый», – меня окатило до шеи, но мысль о том, чтобы встать во весь рост, внушала ужас. Как будто все воет, грохочет, дымит и падает – исключительно по мою грешную душу.

Наши пушки вели прицельный огонь по англичанам. Те, из-за начинающегося шторма, скученности и болтанки, били то выше, то дальше цели, откалывая верхушки у балок-опор, не в силах нанести значительного ущерба. Ближе им не давали подойти остовы затопленных кораблей, обнажаемые волнами в самых неожиданных местах. «Лайон» налетел на грот-мачту такого утопленника и пропорол днище. Его со вкусом расстреляла ближайшая команда пушкарей.

Тут соленая пыль залепила мне глаза, я затряс головой. И увидел Монсеньера.

Ришелье стоял скрестив руки, совсем один, и глядел на битву отрешенно и сурово. Ни один мускул не двигался на его лице, оно было словно высечено из гранита и принадлежало не живому человеку, а памятнику.

Поодаль сгрудились капуцины, отец Жозеф бурно махал руками, словно меча в англичан невидимые молнии, один из монахов держал под мышкой красную шляпу кардинала, украсившую ярким пятном их черно-бурую группу.

Монсеньер стоял с непокрытой головой, штормовой ветер развевал его волосы и пелерину, опять делая похожим на неподвижного орла.

Ни один луч солнца не пробивался сквозь тучи, не играл на полировке кирасы, на эфесе шпаги, не посылали ни единой искры даже бриллианты в ордене Святого Духа на голубой муаровой ленте.

Под кирасой у него была алая сутана – выпустив наружу пелерину, парившую над его плечами, полы он заткнул за пояс, чтобы не парусились, и высокие серые ботфорты с кроваво-красной оторочкой были мокры от брызг.

Только белый воротник священника – простой, без отделки – освещал его строгое неподвижное лицо, глядящее будто не на кипение морского сражения, а на выпрядаемую в тишине нить Парки…

Такое же лицо было у него на казни графа Анри Шале [17] Заговор Шале имел целью убийство Ришелье и Людовика XIII, в пользу Гастона. Закончился казнью Шале (19 августа 1626 г.), причем неопытный палач отрубил голову, по разным источникам, то ли с 9-го, то ли с 29-го, то ли с 32-го удара. . Молодой граф никак не мог поверить в неминуемость собственной смерти.

– Ведь вы же обещали, обещали!

– Вы же обещали сохранить ему жизнь, если он все расскажет! Ваше высокопреосвященство! – мать Шале ползла к кардиналу на коленях, сдерживая рыдания, но слезы все равно текли по ее измученному лицу. – Ваше высокопреосвященство, будьте милостивы!

– Приговор подписывает король, я могу лишь смиренно молиться о душе вашего сына, мадам!

– Но вы обещали, обещали ему жизнь! – женщина простерлась на полу, не в силах подняться, сотрясаемая самыми горькими слезами – слезами матери о ее ребенке.

Ребенок – то есть Анри Шале, двадцати шести лет от роду, всего лишь хотел убить Монсеньера. Гастон Орлеанский – еще один любимый ребенок – всего лишь считал, что корона идет ему больше, чем старшему брату. Убить первого министра, убить брата – что может быть проще и понятнее? Монсеньеру так понравилась последовательность действий – сначала кардинала, а потом короля – что он даже заподозрил принца Орлеанского в наличии некоторого ума, но потом выяснилось, что план составляла герцогиня де Шеврез.

– Зачем вы пообещали ему жизнь в обмен на признание? – поморщился отец Жозеф на крики из приемной.

– А как иначе было заставить его всех выдать?

– А Гастон?

– Мы не можем тронуть Орлеанца, пока жива его мать. И всем его словам грош цена – в любой момент открестится, но Шале это в голову не приходит.

Король действительно проявил милость, заменив четвертование отсечением головы.

Монсеньер поехал в Нант, чтобы присутствовать на казни. Ранним августовским утром даже внутренний двор тюрьмы на первый взгляд кажется приятным местом. Деревянный помост может показаться не эшафотом, а подмостками, вот только плаха да огромный двуручный меч – декорации какой-то очень уж мрачной пьесы.

Впрочем, хоть главное действующее лицо – осужденный – был на месте, бледный, красивый, белокурый, но отсутствовал второй необходимый герой – палач. Палача не было. Он неизвестно куда исчез, по странному совпадению – после ночного визита матери и друзей бедного Анри Шале. И второй палач тоже исчез. Нант не очень большой город, и палачей было всего два.

С бесстрастным лицом Монсеньер произнес:

– Смертную казнь действительно придется отменить, – я услышал радостный женский вскрик: мать Шале и несколько его друзей с рассвета стояли у помоста. – Отменить казнь для того из смертников, кто сможет выступить в роли палача и отсечь голову графу Шале согласно приговору, подписанному королем Людовиком.