Татьяна Яшина - Загадки Красного сфинкса

– Александр Македонский построил дамбу, чтобы взять Тир и победить финикийцев, – ответил кардинал. – Если это было возможно две тысячи лет назад, то возможно и сейчас.

– Замысел, достойный Македонского…

– Ширина бухты – около восьмисот туазов. Архитектор Метезо взялся за этот проект. Забьем сваи, укрепим бревнами, промежутки завалим булыжниками, скальной породой. Его величество позволил использовать для укрепления дамбы старые корабли, затопив их. На плавучих платформах поставим орудия – будем обстреливать английские корабли, если они возжелают прорваться.

– Но море? Зима – время жестоких штормов.

– Я обуздаю море, – спокойно сказал Монсеньер. – В проекте предусмотрены ворота для воды во время штормов, приливов и отливов, но судно чуть больше рыбачьей лодки там не пройдет.

Дамба пролегла поперек бухты от мыса Корей до Форт-Луи, длиной почти в половину лье и такая широкая, что по ней могла проехать карета [15] Дамба имела около полутора километров в длину, 16 метров ширины в основании, и 8 метров – в верхней части, несла 11 фортов и 18 редутов. . Ширина была достаточной, чтобы разместить пушки, на которых Ришелье приказал выгравировать надпись Ultima ratio regis – «Последний довод королей»…

Но не пушки стали причиной падения Ла-Рошели.

В самом конце ноября строительство дамбы началось, а мы, благодарение Господу, вернулись в Париж. Архитектор Метезо, маршал Бассомпьер, четыре тысячи рабочих, выписанных из Парижа, и множество солдат, решивших принять участие в строительстве за двадцать су в день, – справились с проектом в рекордно короткие сроки – в январе дамба замкнула Ла-Рошель в кольцо блокады, а в марте была полностью готова.

Чтобы покрыть военные нужды, отец Жозеф занял для Монсеньера миллион ливров и продал рубиновый крест, подаренный королевой-матерью.

– Война – дорогое удовольствие, Арман. Но не печальтесь, королева подарит вам другой.

– Давайте, поковыряйтесь в свежей ране…

Так что в марте 1628 года мы опять были в Ла-Рошели. Весна была холодной, стылой, и я беспрерывно раздувал угли в жаровнях, расставленных по всему шатру Монсеньера.

– В холодных странах, между прочим, кирасы обивают кожей. Или даже мехом! – сообщил я мсье Арману.

– А в жарких – делают дырочки для прохлады? Кто тебя такое сказал?

– Рошфор. Он недавно пил с маркизом Курмененом, который вернулся из Московии. Там очень холодно. Маркиз вам привез меховую безрукавку, говорит, из соболя. А вы не носите.

– Лучше бы он привез мне из Московии войну с Польшей. Одной католической страной в лагере Габсбургов стало б меньше.

– Вот скажу госпоже Мари-Мадлен, что вы не бережете грудь, и она уйдет в монастырь!

– Что, опять?

– Наденьте, Монсеньер. Мех ну очень теплый и легкий, я такого никогда раньше не видел, – я провел щекой по нежному темному меху, что словно манил зарыться в него и заснуть.

– Давай сюда своих соболей. Не хватало мне еще раз племянницу из монастыря возвращать.

– Да мехом внутрь же! Так теплее. А сверху парча – очень красиво.

– В этой безрукавке я выгляжу как шатер Франциска Первого, сбежавший с Поля золотой парчи [16] Встреча французского короля Франциска I и английского короля Генриха VIII в 1520 году была так роскошно обставлена, что получила название «Поле золотой парчи». .

– Так сверху ж кираса будет. И тепло, и не дует.

Монсеньер отправился на военный совет, а я решил пройтись по окрестностям. У Виньи после той несчастной конной прогулки остался шрам на лбу, а мне Монсеньер запретил любые передвижения верхом. Так что Жан-Поль тоже спешился, и мы около часа шли до Форт-Луи.

На границе нейтральной полосы мы остановились. Нейтраль была помечена старой корзиной, присыпанной землей, чтобы не сдвинулась от ветра.

– Зря ты к лодке поскакал, это ж граница обстрела отмечена – пушки достают ровно до лодки, чтоб зря порох не тратить, везде ориентиры, – просветил меня Рошфор после того как мы тогда чуть не погибли.

Так что теперь я первым делом высматривал ориентиры, чтобы держаться от них подальше.

Но по прежде пустынной нейтрали сегодня со стороны города бродили какие-то люди. Я увидел худую маленькую женщину в большом чепце и длинном переднике. За ее юбку держались трое детей – крошечная бледная девочка и двое мальчишек лет восьми-девяти. Женщина щипала первую траву, складывая в подвернутый передник. Мальчик поменьше, со светлым хохолком на макушке, встал на коленки и тоже рвал тоненькие травинки. Старший и девочка стояли неподвижно и глядели на меня без всякого выражения на мучнистых личиках.