Татьяна Яшина - Загадки Красного сфинкса

– Благодарю! Позаботьтесь о нем, – повелел король. Солдата подхватили под руки и увели. – Что скажете, монсеньер? – обратился Людовик к кардиналу.

– Скажу, что Сен-Мартен держится, и это главное! Я объявлю награду каждому, кто доберется до острова Рэ и доставит гарнизону еду и питье.

Его величество благосклонно кивнул и удалился, слегка нетвердой походкой на длинных худых ногах, по неровному песку, взрыхленному сотнями сапог и копыт.

– Сто пистолей каждому, кто прорвется в Сен-Мартен! – провозгласил Монсеньер. Провидение услышало его: в эту ночь, с шестого на седьмое сентября, тринадцать отчаянных рыбаков на своих узких плоскодонных лодках, пользуясь небывало высоким приливом, доставили в осажденный форт еду, воду и вино. Следующее утро гарнизон Сен-Мартена встречал не умирая, а пируя.

Я нашел отчаянного пловца на кухне, доедающего глубокую миску ячневой каши.

– Страшно было плыть? – спросил я.

– Страшно! – охотно сообщил солдат. Сегодня он выглядел получше.

– Вода-то холодная?

– Не то слово – сентябрь уже, да океан завсегда холоднее, к примеру, речки. Плыву, а сердце так и заходится, зябко. Трое нас вызвалось – я, Жан-Кристоф да Оливье Меченый – Жан-Кристоф утонул, Меченого англичане застрелили, я вот, добрался. Пьер Ланье меня звать, а тебя?

– Люсьен Лоран. Я тут в слугах.

– Хорошо, видать, слугам живется, мой младший тоже хотел податься к судье нашему, в Ла-Боле, но теперь-то еще подумаю: слыхал, мне король пенсион обещал – сто экю, пожизненно!

– Тогда долгих вам лет жизни, – пожелал я ему.

– Спасибо, парень!

Еще месяц его Величество лично возглавлял армию. Вместе с Монсеньером они каждый день выезжали на прогулку вдоль берега – песок там был плотный, да еще ударили ранние заморозки.

– Король любит запах пороха… – одобрительно мурлыкал Монсеньер, я давно не видел его таким счастливым. Перчатки он все истер о поводья, хотя Зевс, его конь, был не тугоуздый. Хвала всем святым, без шапки он больше не ездил, надевая кардинальскую черную шляпу с прямыми круглыми полями. Ясное дело, к кирасе такой головной убор вообще не подходил, но на мое замечание мсье Арман ответил так:

– А как же люди узнают, что я кардинал? Сутана мешает ездить верхом, а крест издалека не виден.

Ну положим, крест с вот такущими рубинами был виден и с бастиона Шен, что загораживал Ла-Рошель с моря.

– Ла Валетт вот ходит в сутане, и ничего.

– Ла Валетт – молодой человек, а твой хозяин – старая перечница.

– Пороховница уж тогда.

Я не понимал, почему Бэкингем тратил свое время на остров Рэ и форт Сен-Мартен, и почему б ему не высадиться сразу в Ла-Рошели. Спросив об этом у Рошфора, который, как ясное солнышко, появился в ставке, я получил ответ:

– Да они сами не знают, чего хотят. Упорство, конечно, добродетель, но когда единственная – это хуже чумы. Гугеноты хотели новых прав городу, а ввязались в гражданскую войну, пляшут под английскую дудку. Думали, приедет Бэкингем и освободит их от налогов, ну святая простота! Англии нужен порт во Франции, взамен Кале, нужно задавить нашу морскую торговлю, ну а гугеноты – просто повод.

– На двух стульях сидят, – подтвердила миледи. Она на одну ночь появилась в шатре Монсеньера, удостоившего ее личной аудиенции, после которой был чрезвычайно чем-то доволен. – Ну, за короля и кардинала!

– Но ведь Бэкингем начал войну из-за королевы Анны, – тихо повторил я слышанное от племянницы Монсеньера.

– Бэкингем? Я тебя умоляю, – невесело усмехнулась миледи. – Он такой же, как все мужчины. Воспользуется женщиной и обманет.

– Выпьем за любовь! – поднял бокал Рошфор. – Бэкингем придает большое значение эффектам. Запретил своим солдатам рыть траншеи перед Сен-Мартеном – чтоб не показать, что они трусят.

– У нас восемнадцать редутов построено, одиннадцать башен. Потому что войну одним гонором не выиграть, – подхватила миледи. – И вообще он скорострел, ваш Бэкингем.

– И лестницы у него короткие, – оживился Рошфор. – Почему его разбили у Сен-Мартена и выгнали обратно в Англию? У него солдат было в два раза больше, чем у Туара, так штурмовые лестницы не достали и до середины стены. Он два месяца топтался у форта, неужели не смог высоту измерить? Их и расстреляли в упор наши со стен. Полсотни флагов бросил, четыре мортиры.

– Но он еще вернется?

– Может вернется, а может и нет, – зловеще произнесла миледи, уронив носком сапога пустую бутылку.

Стены Ла-Рошели были по-прежнему неприступны, и разбитый Бэкингем их прочности не убавил, ла-рошельские рыбаки каждый день выходили в море, исправно снабжая осажденный город рыбой. Стрелки у них были тоже хороши.