Ольга Михайлова - Похоть

— Она ранена?

Хейфец уверенно покачал головой.

— Она мертва, но совсем недавно. Два часа назад. Впрочем, не подпишусь. — Он выпрямился и застыл в позе настороженного суслика. — Может, меньше. Пятен Лярше пока не заметно и глазные яблоки ещё не помутнели. Но она уже остыла.

Заговорил Винкельман.

— Мы поступим правильно, если вызовем полицию, — в тоне немца проступили железные нотки. Было ясно, что если полицию не вызовет никто, это возьмёт на себя он сам.

— Я могу позвонить своему знакомому в Отдел криминалистики, — как-то робко встрял в разговор Сарианиди. — Аманатидис очень разумный человек.

— Думаю, что это правильно, — Гриффин жалобно взглянул на Тэйтона.

Арчибальд Тэйтон ещё несколько секунд разглядывал труп жены странным тупо-полусонным взглядом, и тут был пробуждён голосом Хейфеца.

— Арчи, нам нужно вызвать полицию.

Тэйтон повернулся и ещё несколько секунд смотрел на него. Потом сделал странный жест рукой, точно раздумывая почесать ему лоб, нос или ухо и тут же отрешённо кивнул.

— Вызывайте, конечно, — он попытался поймать взгляд Хейфеца, но тот быстро повернулся к Винкельману и Сарианиди.

— Макс, Спирос, поторопитесь. Надо поточнее определить время смерти.

За его спиной появилась Долорес Карвахаль. Она не издала ни звука, просто молча смотрела на труп. Берта Винкельман, вышедшая в сад явно в поисках супруга, тоже не закричала, но, закусив губу, внимательно оглядывала тело убитой. Тьма, из-за того, что кто-то включил фонарь у входа, как-то особенно быстро сгустилась и в углах сада казалась чернильно-непроницаемой.

Винкельман подошёл к жене и, точно ища её одобрения, сказал:

— Мы сейчас поедем в полицию со Спиридоном, Берта.

— Конечно, поторопись, — уверенно сказала Берта, и Сарианиди с Винкельманом пошли через сад к порогу виллы, освещая себе дорогу светящимися дисплеями телефонов.

Рамон Карвахаль, все это время хранивший гробовое молчание, сейчас подошёл к сестре, взял её под руку и едва ли не силой увёл за собой. Долорес, хоть и взглянула на него изумлённо, подчинилась. Бельграно осторожно оглядев всех, чуть подтолкнул Рене Лану к входу в дом. Тот, продолжая тихо шептать «c'est simplement impossible…» и трястись всем телом, бросил на Франческо растерянный взгляд. У него заметно стучали зубы. Бельграно поспешно увлёк его за собой в дом. За ними ушла и Берта Винкельман.

— Как же это? — Лоуренс Гриффин был расстроен почти до слёз. — Такая удача, такие находки, а тут… вот. И ведь, — он обернулся на ограду виллы. — Ведь это кто-то из нас, да? Чужих же тут нет.

— Ваша способность к анализу делает вам честь, Лоуренс, — сказал Тэйтон, точно проснувшись, — но сейчас, до приезда полиции, нам надо отдохнуть. Думаю, не ошибусь, если скажу, что всем предстоит тяжёлая ночь. — Голос его, вопреки сказанному, неожиданно резко окреп. — Проследите со своим ассистентом за сохранностью экспонатов, Лори. Скажите Берте, чтобы заперла лабораторию. — В тоне Тэйтона проступил истинный руководитель. Он погасил фонарь на телефоне, и сад погрузился в полумрак.

— Да-да, — Гриффин послушно удалился, махнув Хэмилтону.

Стивен двинулся было за ним, но резко свернул от двери в тень и остановился. Он понимал, что этим двоим важно остаться одним. Так и оказалось. Тэйтон мощной дланью резко притянул к себе Хейфеца.

— Забери у неё эту дрянь, немедленно! Слышишь?! — голос его хрипел. Он сам двинулся к трупу.

— Идиот, — разъярённой змеёй зашипел в ответ Хейфец, хватая его за плечо и оттаскивая от трупа. — Не делай больше глупостей, чем допустимо. Здесь, кроме нас, ещё девять человек. Это восемнадцать пар глаз. Ни к чему притронуться я тебе дам. Если ты полагаешь, что кое-что можно скрыть — попытайся, но прятать улики — это глупость, — они вцепились в плечи друг друга.

Тэйтон был на дюйм выше и фунтов на десять тяжелее Хейфеца, но медик повис на дружке и так злобно пялился на него, что Тэйтон ослабил хватку и пробурчал:

— Это не улика.

— Перестать, его видели всё.

— Никто же ничего не понял, поменяй на фонарь. Стыдно же, чёрт побери.

— Мёртвые срама не имут.

— А я-то живой.

— Арчи, прекрати, — утомлённо пробурчал Хейфец. — Я ещё ни разу в жизни не видел пепел человека, сгоревшего со стыда. А если мы испытываем стыд за других, то это только потому, что иногда принимаем чужие дела слишком близко к сердцу. Пошли отсюда.

— Господи, спаси меня и помилуй… Можно же тихонько убрать, заменить, пока не поздно.