Марк впервые чувствовал себя полностью беспомощным, с каждым днем начиная, как и Валя, скатываться в отчаяние от мысли, что он ничего не может сделать, что никакие слова не помогают, все связи, деньги, положение в обществе, образование, все оказалось бесполезным, будто Марк нем, а Валя глух. Марк уже все испробовал: и хвалебные, вдохновляющие речи, и уговоры, и обещания, и просьбы, но все впустую. Вальку не отпускало. Валя слушал, кивал, со всем соглашался, а потом просился погулять или находил другую причину, чтобы улизнуть из дома, и снова пил, заставляя издерганного от беспокойства Марка вместе с собакой, которую он натаскал на Валин запах, искать его по дворам и подворотням. А дальше хуже: Марк решил, что сам лучше нальет, чем так, и с этого момента беспомощность сменилась на чувство вины палача, который собственноручно, сдаваясь, приводил в исполнение приговор.
Обещанный Петровичу вторник две недели как прошел, а Валька лишь худел и спивался. Все осложняло Валино желание избавить Марка от непосильной ноши, то есть сбежать. Валя собирал вещи, просил отпустить, говорил, что ему стыдно перед Марком, что дома он сам с этим справится и вернется, но Марк знал, что ничего он сам не справится, и даже сама мысль предоставить парня самому себе в таком состоянии казалось бредовой.
Марк измотался и устал, никогда раньше он не думал, что столкнется с подобным. С не самой красивой попыткой «сбежать», с горечью, разочарованием и безнадежностью. В какой-то момент Марк усомнился в собственных силах вытащить свою увязающую в боли половину, в которой открылись давно заржавевшие, казалось бы, забытые шлюзы, удерживающие океан боли и обид.
– Почему она меня бросила?
– Кто?
– Мама…
Марк, нормально не спавший уже несколько дней, взглянул на свою измученную болью половину, подползшую к его ногам и уткнувшуюся бледным лицом в бедро.
Этот «взрыв» вытащил все: и боль от потери пациентов, и не только этих, обиду на мать за то, что бросила, за то, что не приехала, за то, что недолюбила, променяла, злость на нее, на свое обесценивание, незначительность в ее глазах, на собственное бессилие в желании помочь тем, кому нельзя помочь, в вынужденности признать собственное бессилие перед пациентами, смотрящими на него с самой большой надеждой на свете.
– Марк, ну почему, почему он?! – в который раз начинал Валька. – Ты знаешь, я его когда на каталке увидел…такая каталка огромная, и он, такой маленький, пухленький и расслабленный, будто спит… такие маленькие ладошки и круглые щечки… и мама его… она бы его никогда не бросила. – Марк запрокинул голову, уставившись в свое отражение на глянцевом потолке, приготовившись пережить с Валькой новую волну раздирающих воспоминаний. – Я понимаю… ты, наверное, устал от меня…
– Нет, родной… я устал от твоей боли. – Марк почувствовал, как Валька обхватил его ногу руками и плотнее прижался, положив светловолосую голову на колено.
– Роман его завез… и я, знаешь, как понял, что он мертв?
– Знаю…
– Я по Ромкиным рукам понял, – будто не слыша ответа, продолжал Валька. – У него пальцы так мелко дрожали, и он руки в карман спрятал. Он говорил: «Не мог! Не мог я ей сказать! Она с собой что-нибудь сделает!» Мы ее успокоительным накачали, и я сказал… и все равно ни хрена оно не помогло… – Валька тихонько заскулил.
Марк гладил спутавшиеся волосы и думал, что вот оно, настоящее единение… прирастание к друг другу… оказывается, оно наступает через вот такое дерьмо, когда даже вонь от перегара и блевотины не вызывает желания бросить, а слабость не вызывает презрения, снисхождения и жалости, лишь сочувствие и желание вытащить, помочь, пораниться вместе, но спастись вдвоем… удивительная этикетка отношений, которую никто не видит вначале.
– Валь…
– Ммм…
– Валь, а помнишь прошлый май?
– Ммм… угу…
– Помнишь, как ты взял у меня машину на часок? – Марк улыбнулся, вспомнив первый день Валькиного отпуска.
– Да.
– Господи, я, когда мчался к тебе, думал, прибью тебя… Серьезно! – Марк нервно засмеялся, поежившись от воспоминаний.
– Да уж, физиономия у тебя была зачетная. – Валька оторвал голову от колена и улыбнулся.
– Еще бы! Я-то не знал, что ты в моей машине роды принимаешь!
– Я этого вообще-то не планировал.
– Еще бы ты это запланировал!
– Не переживай, я никому не скажу, как ты блевал за капотом. – Валька поднял на Марка опухшие от слез, но полные смешинок глаза.
– Ты видел?!
Читать дальше