– О’кей. Давай, предположим, что я соглашусь и на это. Но что, если через год-два у твоей фирмы появится новое лицо? Вдруг мое тебе поднадоест?
– Рим, – попытался наконец заговорить я, но он прижал к моим губам указательный палец, и я замер, это был настолько волнующий жесть, что я готов был сидеть так неподвижно вечность, лишь бы не вспугнуть это прикосновение.
– Если вдруг такое случится, что тогда останется мне? Мне придется начинать все с нуля. Ты же сам бизнесмен. Ты должен понимать, что значит наработать клиентскую базу и что значит ее потерять.
Он убрал, запирающий мой рот, палец, но я не нашел, что ответить. Я был поражен. Передо мной сидел гей, торгующий телом, и рассуждал так, будто он матерый воротила бизнеса. Да, кто он вообще такой? Откуда взялся на мою голову?
Рим продолжил говорить еще и еще, но мой слух уже отключился. Я провалился куда-то глубоко в собственное подсознание, отрешенно следя за его губами, руками, падающей на глаза челкой.
Время от времени кончик его языка быстрым движением облизывал нижнюю губу, отчего та становилась влажной, будто зацелованной. А может она и впрямь была зацелована. Присмотревшись, я заметил маленькое, со спичечную головку пятнышко, прямо по центру. Возможно, след от укуса.
«Что ж за упырь тебя сегодня облизывал?» – мелькнуло у меня в голове, и перед глазами со скоростью Синкансэ́н пролетели картинки, на которых кто-то впивается зубами в губы этого пацана. В душе шевельнулась не весть откуда взявшаяся зависть.
– Влад, – произнес Рим, но я его не услышал.
Я был окончательно поглощен созерцанием этих припухших губ. Таких мягких. Развратных. С размытой розовой каёмочкой по кругу.
– Вла-ад? – снова произнесли губы, и снова мимо.
Кончик языка будто слизнул мое имя и уже со смехом вытолкнул его снова:
– Ээээй, Влад! – Рим рассмеялся, и я наконец пришел в себя.
– А?
– Приём-приём, Рим на связи, – зажав пальцами нос, прогнусавил пацан и расхохотался.
Я тоже улыбнулся, понимая то, насколько глупо я должно быть сейчас выглядел. Чтоб хоть как-то оправдать свое замешательство, я экстренно постарался придумать хоть какую-нибудь подходящую фразу. Моё внимание уже несколько раз привлекла мелькавшая из-под рукава татуировка, и я схватился за неё, как за спасательный круг.
– Что у тебя на плече?
– А, это? – кивнул он, – Это магнитик.
– Что?
Похоже у этого пацана был талант отправлять меня в умственный нокаут.
– Магнитик, – повторил он и тут же сам дал ответ на свою загадку, – многие привозят с собой из путешествий магнитики, чтобы повесить их на холодильник. Ну, типа, трофеи. А у меня даже холодильника пока нет, – он снова облизнул нижнюю губу и улыбнулся. – Поэтому я все памятные трофеи ношу на себе. Хочешь посмотреть?
Я не успел сказать «нет». Или не хотел. Если честно, то не хотел. А он одним движением стянул с себя футболку и кинул ее мне на колени. При этом меня окутал легкий ветерок, пропитанный запахом этой манящей футболки.
Его кожа… загорелая… словно покрытая глянцем. Она не просто отражала падающий на нее свет, казалось она сама являлась источником света. Я не знаю, природу этого свечения, но будь то райские отблески или отголоски адского пламени, мне было все равно. Мне хотелось прикоснуться к этому чуду.
И Рим с готовностью джина исполнил это мое желание. Взяв меня за запястье, он прижал мои пальцы к татуировке на своем плече:
– Эту я привез из Майями.
«Да что ж ты творишь-то?!» – мысленно взмолился я.
Но мои пальцы были не против. Они с удовольствием погладили изображение гавайской гитары, серфинга и чего-то там еще. Потом Рим переместил их дальше, прижимая к груди так, что я почувствовал подушечками биение его сердца.
– Откуда эта, думаю, ты и сам догадался, – он подмигнул и я, с сожалением приподнял ладонь, чтоб рассмотреть изображение и догадаться, как он того хочет.
На его груди слева красовалась карта Италии с помеченной на ней столицей. Я улыбнулся и снова коснулся глянцевой кожи.
– А эту, – он перевел мою руку еще ниже, прижимая её к ребрам, и мне до ужаса захотелось притянуть его к себе, – эту подарил мне приятель из Владивостока.
Мои пальцы скользнули по вертикальной полоске иероглифов и, чтоб немного отвлечься от греховных мыслей, я спросил:
– Что здесь написано?
– Да… ерунда, – отмахнулся он, но все же перевел, – Красота в глазах смотрящего.
Эта фраза не особо-то спасла положение. Потому что в моих глазах сейчас была не просто красота, а живое воплощение роденовской скульптуры.
Читать дальше